Началось длительное пребывание интернированных кораблей в Маниле. Учитывая, что скоро уйти из Манилы не удастся, с «Авроры» списали в береговой госпиталь еще 14 тяжелораненых. Всего в американском госпитале оказалось 40 авроровцев, которые вместе с ранеными с «Олега» и «Жемчуга» заполнили все хирургическое отделение. В помощь американским врачам к госпиталю был прикомандирован младший врач с «Олега» О. О. Ден.
Здесь очень пригодились зарисовки, выполненные доктором Кравченко с помощью рентгеновского аппарата иа «Авроре» после боя. Именно с их помощью удалялись те осколки у раненых авроровцев, которые нельзя было извлечь в корабельных условиях. Стационарный рентгеновский аппарат в госпитале оказался неисправен. «Самолюбие американцев было, видимо, этим сильно задето»,— вспоминал В. С. Кравченко. Несмотря на все принятые в госпитале меры, не удалось сохранить жизнь тяжело раненного комендора Д. Цитко.
30 мая, как только были заключены контракты с различными фирмами по производству ремонтных работ, на «Аврору» приехали 55 мастеровых для исправления повреждений. В. С. Кравченко так описывал период ремонтных работ.
С утра до шести часов вечера не смолкал на судне адский грохот, теперь особенно неприятно действовавший на наши измученные, вконец издерганные нервы. Под оглушительный стук молотов писались обстоятельные отчеты. Каждый следил за работами по своей части.
Восемь месяцев жизни на консервах, без съезда на берег, не могли пройти для команды бесследно. Открылась цинга. Конечно, против нее тотчас же были приняты надлежащие меры: давалось только свежее мясо, зелень сверх положения, лимоны. От судовой солонины теперь не только отказались, но, согласно постановлению нарочно созданной комиссии, всю оставшуюся солонину вывезли далеко в море и выбросили. В общем, из 1207 пудов солонины, принятой в Кронштадте, на «Олеге» было выброшено за полной негодностью 788 пудов, на «Авроре» из 1684 пудов—1360. Это наводит на грустные размышления. 151
Как показывают записи в вахтенных журналах «Авроры», через месяц — полтора после выхода из Либавы начали обнаруживаться серьезные недостатки в снабжении кораблей провизией. Почти ежедневно можно было читать: выбросили за борт непригодную в пищу картошку, непригодную солонину выбрасывали сразу по 10 бочонков. В банках вместо мясных консервов оказывалось дерево. Даже капуста, принятая с транспорта «Анадырь», и та была непригодна в пищу. Видимо, кое-кто неплохо «погрел руки» на поставках продовольствия кораблям 2-й Тихоокеанской эскадры, идущим на верную гибель.
Для пресечения заболеваний цингой и поправки здоровья изнуренных походом и боем экипажей крейсеров командующий отрядом контр-адмирал О. А. Энквист в начале июня отдал приказ, которым разрешалось закупать для команд свежую зелень и совершать утренние прогулки слабым и цинготным матросам 152. Кроме того, по договоренности со старшим морским начальником Манилы адмиралом Рейтером с кораблей отряда разрешалось ежедневно отпускать на берег по 35 человек с «Авроры» и «Олега» и 20 человек с «Жемчуга».
Пребывание на берегу давало возможность матросам получать свежие сведения о событиях в России. Если до сего времени все, что происходило на далекой Родине, было для них за семью замками, то теперь целый поток вестей хлынул на них и, несмотря на языковый барьер, всколыхнул их сердца и умы. Особенно поразило всех известие о восстании на броненосце «Потемкин».
Офицеров русских крейсеров не очень заботило встревоженное настроение команд, пока им не указал на это старший морской начальник Манилы. Адмирал Энквист в донесении в Петербург писал:
24 [июня] утром прибыл ко мне флаг-офицер адмирала Рейтера и доложил, что адмирал просит меня собрать к 11 часам утра командиров отряда ко мне на «Аврору», куда он сам к этому времени прибудет, имея сообщить нечто важное. Прибыв в назначенное время, адмирал рассказал нам о слухах, циркулирующих в городе, относительно брожения в нашей команде, и спрашивал, может ли быть, по нашему мнению, какое-либо основание таким толкам. Я поспешил вместе с командирами успокоить адмирала, т. к. считал, что команда нашего отряда всем своим поведением не дает повода подозревать какое-либо нежелательное направление. Об этом случае и о дальнейшем его развитии 153 было мною своевременно сообщено начальнику Главного морского штаба... Вообще, должен сказать, что хотя падение дисциплины и не замечается, но трудновато все-таки держать команду в строгом повиновении... 154
По мнению Энквиста, команда получала из иностранных газет превратные сведения о восстании на броненосце «Потемкин» и, чтобы предотвратить волнения, он приказал прочесть матросам русские газеты, как только они были получены.
Но дисциплина все-таки падала. Обеспокоенные событиями на Родине, которую они покинули почти год назад, нервные, издерганные, уставшие от войны люди не всегда выдерживали. На «Авроре» появились случаи проявления грубости со стороны матросов и рукоприкладства офицеров, несмотря на то, что за такие меры «дисциплинарного воздействия» виновные строго наказывались. Так приказом адмирала Энквиста был наказан инженер-механик поручик Малышевич, а приказом командира крейсера инженер-механик поручик Шмоллинг 155.
К сожалению, отсутствуют достоверные сведения о революционных выступлениях или существовании какой-либо организации среди матросов «Авроры» и других кораблей отряда. Разве что в дневнике лейтенанта А. С. Зарина (флаг-офицера адмирала Энквиста) рассказывается со слов мичмана Щаховского о таком случае, который произошел на «Авроре». В Маниле недоставало хлеба, и однажды, когда его вовремя не привезли к обеду, несколько человек бросили клич: «Ребята, выходи во фронт, хлеба нет!» Все матросы крейсера построились. Стоящий на вахте мичман Щаховский, когда его приказание разойтись не было исполнено, понял, что остается только как следует построить людей. Унтер-офицеры были выведены во фланг, строй выровнен. Все эти команды выполнялись беспрекословно. Щаховский послал за старшим офицером лейтенантом К. В. Прохоровым. Тот вышел раздраженный и прикрикнул на команду. Матросы тотчас зашумели и, прижавшись друг к другу, приняли вызывающий вид... Команда успокоилась только после того, как адмирал Энквист приказал разойтись, пообещав лично разобраться с доставкой хлеба 156.
«Во всем этом интересного и грустного единственно то, что волей и инициативой обладает самый дурной элемент, исключительно хороший же тряпка. Тут кроется большая причина, которая не ясно вырисовывается передо мной, и говорить о ней мне кажется рано еще»,— так заканчивается запись в дневнике лейтенанта Зарина. Эта запись характеризует как самого автора, так и его коллег офицеров убежденными монархистами, для которых активные матросы, противящиеся существующему строю,— «дурной элемент».
В середине августа в Маниле вспыхнула холера. На берегу заболевало по 60 человек в день, и в первое время были случаи со смертельным исходом. В отряде также появились больные, двое из команды «Олега» (один офицер и один матрос) скончались. Пришлось объявить карантин, который спас русские корабли от распространения эпидемии, но задержал ремонтные работы, так как на время карантина был прекращен допуск рабочих на корабли.
Довелось авроровцам испытать и жестокий тайфун. Много судов, включая и военные, погибло в этот день. Человеческие жертвы были не только на море, но и в самом городе, где рушились постройки, сносились крыши, выворачивались с корнями деревья, телеграфные и электроосветительные столбы. Город погрузился во мрак. Если бы не работа машинами (к счастью, вопреки желанию американской администрации, не выведенными из строя), то русские крейсера могли бы оказаться выброшенными на берег.
Одновременно с ремонтными работами, в которых принимали участие команды кораблей, проходила и боевая подготовка. Заново составлены боевые расписания с учетом убыли людей, произведены перестановки в офицерском составе. На «Аврору» вместо убывших по ранениям и болезням офицеров были назначены специалисты с других крейсеров. Так, на место старшего артиллерийского офицера лейтенанта А. Н. Лосева пришел лейтенант Н. И. Игнатьев с «Жемчуга», а место старшего штурмана Прохорова, исполнявшего обязанности старшего офицера, занял лейтенант В. И. Дмитриев с того же корабля.
Интересным начинанием контр-адмирала О. А. Энквиста были общие собрания офицеров отряда крейсеров. На этих собраниях разбирались боевые действия на море в этой войне; проходили они 2—3 раза в неделю в кают-компании «Авроры», как правило, под председательством капитана 2 ранга П. П. Левицкого (командира «Жемчуга»). Офицеры откровенно высказывали свои мнения и анализировали причины поражения. Критике подвергался боевой состав флота, органы его управления, организация, боевая подготовка и принципы комплектования личным составом. Результатом этих собраний явился обобщенный лейтенантами А. В. Зарудным, И. В. Миштовтом (оба с крейсера «Олег») и Г. К. Старком обширный доклад «Каким быть флоту», отправленный адмиралом Энквистом в Петербург в Главный морской штаб 157.
23 августа в Портсмуте (США) был заключен мирный договор между Россией и Японией. По договору Россия уступала Японии: аренду Порт-Артура, Дальнего и прилегающих территорий; железную дорогу между станцией Чаньчунь и Порт-Артуром со всеми ее ответвлениями, а также каменноугольные прииски, принадлежащие этой дороге и др. Россия признавала за Японией право преобладающего влияния в Корее, обязывалась предоставить японцам право рыбной ловли вдоль русских берегов в Японском, Охотском и Беринговом морях 158.
Несмотря на заключение мирного договора, положение русских кораблей в Маниле не изменилось. Американские власти отказались возвратить орудийные замки и разрешить погрузку полных запасов угля до ратификации договора.
20 сентября на «Аврору» прибыл новый командир капитан 2 ранга В. Л. Барщ (6 декабря 1905 г. он был произведен в капитаны 1 ранга). Исполняющий после гибели Е. Р. Егорьева должность командира 2 ранга А. К. Небольсин, сдав командование крейсером, 9 октября отбыл в Вашингтон, где ему предстояло служить в должности морского агента.
26 сентября адмирал Рейтер объявил адмиралу Энквисту о том, что с 19 сентября договор ратифицирован, поэтому русские корабли свободны в своих действиях. В этот же день на крейсер были привезены и замки от артиллерийских орудий, хранившиеся в американском арсенале 159. На следующий день, 27 сентября, после пятимесячной стоянки «Аврора» вышла на пробу машин. Результаты пробы были положительны, и «Аврора» начала готовиться к возвращению в Россию. Сознание близкой встречи с Родиной всколыхнуло всю команду.
К 30 сентября все ремонтные работы были совершенно закончены и приняты необходимые запасы угля, воды и провизии.
15 октября в 8 ч утра вновь белоснежные русские крейсера, провожаемые манильцами, под звуки оркестров вышли в море. Выполнив девиационные работы, корабли разделились и покинули воды острова Лусон. «Аврора» под флагом командующего отрядом и «Олег» взяли курс на Сайгон, а «Жемчуг» — на Владивосток. 20 октября «Аврора» и «Олег» вошли в военный порт города Сайгон. Здесь кроме кораблей французской эскадры находился крейсер 1 ранга «Диана», интернированный французами еще в 1904 г. после боя в Желтом море 28 июля.
По замыслу Петербурга в Сайгоне должны были встретиться корабли, назначенные в отряд адмирала Энквиста для возвращения в Россию. Кроме «Дианы» к отряду присоединялись броненосец «Цесаревич», тоже участник боя 28 июля 1904 г., интернированный немцами в Циндао, и крейсер 2 ранга «Алмаз», участник Цусимы, возвращавшийся из Владивостока.
На переходе из Манилы выяснилась крайняя необходимость в доковании обоих крейсеров. В ожидании подхода «Цесаревича» и «Алмаза», в док ввели «Олега». То, что предстало взору после осушения дока, превзошло все ожидания: кингстоны грязные, подводная часть крейсера плотно обросла водорослями. Этим и объяснился чрезмерный расход угля на предыдущем переходе. Совершенно другую картину увидели при постановке в док «Авроры»: ее подводная часть, обшитая листовой медью, была чиста. Требовалось только очистить кингстоны, да исправить набивку дейдвудных сальников левой и средней машин, где была обнаружена течь. «Аврора» все свои доковые работы закончила в два дня.
Тем временем пришло распоряжение из Петербурга срочно укомплектовать «Диану» и отправить отдельно в Средиземное море. С «Авроры» на «Диану» были назначены старший штурманский офицер лейтенант В. И. Дмитриев, старший артиллерийский офицер лейтенант Н. И. Игнатьев и судовой механик поручик КИМФ Н. И. Капустинский. 1 ноября проводили «Диану», а 7 ноября пришел броненосец «Цесаревич». Пробыв в Сайгоне три дня, он ушел в Сингапур, где должен был получить высланные туда принадлежности для его котлов.
Во время стоянки в Сайгоне были получены вести из России о царском манифесте от 17 октября. Эти вести не могли не волновать команды крейсеров. «Должен отметить, что беспорядки в России, перемены государственного строя и вообще все внутреннее положение государства доходило до нас в искаженном виде только через нерасположенные к нам газеты, и это весьма вредно отзывалось в командах, до которых доходили возбуждающие слухи с берега,— писал в донесении в ГМШ командующий отрядом. —... Не могу сказать, что команда увлекалась этими дурными влияниями, но все же замечалось недоверие к своим офицерам, которых люди подозревали в утаивании от них крупных государственных перемен с какой-то непонятной целью» 160.
Считая, что наиболее неблагонадежным контингентом в отряде являются матросы, призванные из запаса, было решено списать их с кораблей и отправить в Россию. 14 ноября на попутном пароходе «Ливония» 133 списанных матроса под командой офицера с крейсера «Олег» отправились на Родину.
21 ноября пришел крейсер 2 ранга «Алмаз», доставивший из Владивостока офицеров, в которых на кораблях была острая нужда. На «Аврору» прибыло шесть человек: старший штурманский офицер лейтенант П. П. Палецкий, старший артиллерийский офицер лейтенант В. С. Васильев, вахтенные начальники мичманы А. А. Колчак, Д. И. Федосиу и А. А. Скрыдлов и младший механик поручик КИМФ А. Е. Картович.
«Алмаз» привез и известия о вооруженном выступлении моряков во Владивостоке. 161
Спешно пополнив запасы угля, крейсера «Аврора», «Олег» и «Алмаз» 26 ноября вышли из Сайгона и 4 декабря в 8 ч утра стали на якорь в гавани Коломбо (о. Цейлон, ныне Шри-Ланка). В девятом часу на «Аврору» прибыл русский вице-консул Бурнашев и сообщил, что на броненосце «Цесаревич» во время стоянки в Коломбо раскрыт заговор, целью которого был захват броненосца на переходе Коломбо — Джибути, и что зачинщики в количестве 28 человек выданы командой и отправлены на берег с согласия губернатора Цейлона. Английские власти разрешили списать матросов на берег при условии, что никаких насильственных мер к ним применено не будет.
Затем 28 матросов с «Цесаревича» перевели на пароход «Курония», который уходил в Россию 4 декабря. В донесении Энквиста говорилось: «Консул и капитан «Куронии», который явился ко мне перед уходом, очень хорошо отзывались о поведении списанных за время пребывания их на берегу и на пароходе». О событиях же на броненосце Энквист также писал со слов консула: «В рапорте командира «Цесаревича», полученном мной здесь [в Коломбо], нет решительно никаких подробностей, и я до сих пор не знаю, имел ли заговор политическую подкладку» 162. Вместе с тем он прекрасно понимал, что на каждом корабле отряда есть известный процент матросов, «которые пользуются для возбуждения неудовольствия всяким ничтожным предлогом и ведут свою подпольную работу медленно, но настойчиво». 163
Паникой и непониманием того, что происходит в России и в матросских массах крейсеров, веет и от записей в дневнике лейтенанта А. С. Зарина: «Последние два дня в команде «Авроры» самые зловещие признаки. ...Трудно дать себе отчет в реальности опасности, трудно уяснить себе, что люди хотят, а главное невозможно принять прямых мер; все как-то неуловимо, новый фактор, мы совершенно неподготовленный к этим вещам народ»,— записывает он 7 декабря. И через два дня: «Во вчерашних газетах одна телеграмма хуже другой о положении в России, ... жестокостям нет предела, существует легион разнообразных партий, но понять, какая чего хочет, прямо невозможно». 164 Ни для кого не было секретом, что порядок на кораблях поддерживался только тем, что большинство команды окончило срок службы и желает поскорее, без задержек, попасть домой, тем более что им был известен приказ Морского министра об их списании сразу по приходе в Либаву. 165 К середине декабря обстановка в отряде стала взрывоопасной. Тут, безусловно, сказались и пример «Потемкина», и слухи о «Цесаревиче», и известия о выступлении матросов во Владивостоке. Особенно тревожным было настроение в команде «Авроры», где более 300 человек томились в ожидании демобилизации.
Это и вынудило командование заняться разъяснением матросам внутреннего положения в России. «Брожение в команде «Авроры» усиливалось с каждым днем,— признавал адмирал Энквист,— и я по многим признакам видел, что необходимо им разъяснить освещением (хода? — Л. 77.) событий в России. С этой целью я телеграфировал девятого числа начальнику Главного морского штаба, с просьбой объяснить положение внутри империи, но никакого ответа не получил. Понимая, что дальше нельзя оставлять команду в неведении, не рискуя потерять ее доверия, я в воскресенье, одиннадцатого, собрав после богослужения команду на шканцы, прочел ей высочайший манифест от 17 октября по газете «Новое время» и объяснил, насколько это было можно, борьбу партий и сущность беспорядков и стачек. Командиры «Олега» и «Алмаза» объяснили манифест на своих судах за несколько дней до того, и с тех пор настроение команд стало, по-видимому, значительно лучше и спокойнее». 166
Как уже объясняли адмирал Энквист и командиры крейсеров царский манифест от 17 октября, трудно сейчас представить, но, видимо, обещания «незыблемых основ гражданской свободы, действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов», а также обещание созвать законодательную думу, в выборах которой смогут участвовать все классы населения, действительно сыграли успокаивающую роль. Во всяком случае в дневнике Зарина появилась такая запись: «Речь адмирала, по-видимому, имела хорошее влияние на команду, которая успокоилась, надо думать, на время; слышны по вечерам пение и на баке даже плясали». 167
Если проанализировать все выдержки из документов, свидетельствующих о настроении команд, можно сделать вывод: как на «Авроре», так и на других кораблях отряда, безусловно, велась революционная работа, и это страшило офицеров кораблей. Сами же офицеры, как хорошо видно из дневниковых записей лейтенанта Зарина, были полными невеждами в политическом отношении. Из-за воспитанной в них аполитичности, оторванности от общественной жизни они не были в состоянии разобраться в «легионе политических партий», цель которых для них была совершенно не понятна. Да автор дневника и прямо говорит о себе и своих товарищах-офицерах, что они «совершенно не подготовленные к этим вещам».
13 декабря «Аврора» и «Олег» вышли из Коломбо; «Алмаз», который был отделен от отряда, вышел накануне. Новый 1906 год крейсера встретили в Красном море. В Суэцком канале на «Олеге» обнаружились серьезные неисправности в котлах. По распоряжению Петербурга он должен был остаться в Алжире для ремонта. Адмирал О. А. Энквист решил остаться на «Олеге». Перед тем как перейти на «Олег», он передал командиру «Авроры» указание на дальнейший переход через Шербург (Шербур) в Либаву и приказал взять на корабль «83 нижних чина команды крейсера «Олег», подлежащих увольнению в запас флота».
28 января «Аврора», приняв с «Олега» 83 человека, которым предстояла демобилизация, вышла из Алжира. Во время перехода в Шербург на корабле готовились списки демобилизующихся и составлялись дефектные ведомости для предстоящего ремонта. 3 февраля «Аврора» прибыла в Шербург. На стоянке командир «Авроры» 9 февраля отправил в адрес Главного морского штаба телеграмму следующего содержания:
Адмиралу Вирениусу
Получены сведения от французской сыскной полиции — команды русских кораблей в Алжире и Шербурге закупили большое число револьверов. Так как обыски на корабле не дают результата, желательно внезапно осмотреть вещи команды при отправлении ее в экипажи в Либаве.
Барщ 168
Это сообщение командира «Авроры» дает право предполагать, что команды русских кораблей, несмотря на долгий отрыв от России и от происходивших в ней событий, готовились включиться в борьбу за свободу.
Пополнив запасы топлива и провизии, 14 февраля она вышла в свой последний переход на пути к Родине. На завершающем отрезке пути, в Немецком море, крейсер попал в сильный шторм. Сила ветра временами доходила до 11 м/с, а крен корабля порой достигал 30°. Штормом был сорван прожектор на верхнем мостике, сломало и вырвало выстрел левого борта.
19 февраля 1906 года крейсер «Аврора» встал на якорь в порту Либавы, откуда 458 дней назад началась его одиссея. В этот же день командир крейсера получил предписание командира порта, которое гласило:
Согласно приказаний его превосходительства Морского министра, сообщенных мне телеграммами Главного морского штаба за № 42, 58 и 73, предлагаю Вашему Высокоблагородию принять к руководству и исполнению:
1. Для разбора и удовлетворения претензий нижних чинов вверенного Вам крейсера, командирована из Кронштадта комиссия под председательством капитана 1 ранга Загорянского-Киселя, которая будет находиться на вверенном Вам крейсере все время, пока не будет закончено увольнение в запас всех нижних чинов.
2. Увольнение нижних чинов в запас будет проводиться непосредственно с крейсера. Люди должны быть доставлены судовыми средствами на берег и следовать фронтом на вокзал в сопровождении одного или двух офицеров, которые обязаны наблюдать за посадкой нижних чинов в вагоны и отнюдь не уходить с вокзала ранее отхода поезда.
3. Увольнения команды на берег не производить до окончательного увольнения всех нижних чинов в запас.
4. Со дня прихода в порт кампания будет продолжена понедельно впредь до окончания увольнения запасных, а затем крейсер будет зачислен в вооруженный резерв.
5. Впредь до увольнения запасных нижних чинов никому из офицеров не будет разрешен отпуск... 169
На следующий же день, 20 февраля, в 9 ч 30 мин на корабль прибыл командир флотского экипажа порта контр-адмирал В. В. Ленденстрем и комиссия, которую возглавлял капитан 1 ранга А. С. Загорянский-Кисель. Крейсеру был устроен смотр, после чего комиссия приступила к работе, начав с опроса претензий у команды. Одновременно на корабле шла работа по подготовке к демобилизации. Предстояло уволить в запас матросов и унтер-офицеров, призванных в 1901 г., и, дополнительно, призыва 1902 г. Всего с крейсера должно было уйти около 330 человек.
25 февраля была отправлена первая партия демобилизованных, 26 февраля крейсер перешел в канал и ошвартовался около его правого берега. На следующий день с корабля была отправлена вторая партия, а 28 февраля — последняя, третья После отправки демобилизованных на крейсере оставался экипаж всего около 150 человек. Особенно мало людей осталось в машинной и котельной командах.
Вместе с последней партией демобилизованных, по вызову следственной комиссии, разбиравшей ход прошедшей войны, в Петербург были откомандированы: командир крейсера капитан 1 ранга В. Л. Барщ, старший офицер лейтенант К. В. Прохоров, старший минный офицер лейтенант Г. К. Старк, старший судовой механик подполковник КИМФ Н. К. Гербих, ревизор лейтенант М. В. Щаховский, старший судовой врач надворный советник В. С. Кравченко, вахтенный начальник мичман А. В. Терентьев, священнослужитель отец Георгий и еще ряд офицеров, которые списывались с корабля. Через неделю все они возвратились на корабль. Часть их рассталась с крейсером и отбыла к новому месту службы.
10 марта 1906 г., в полночь, крейсер 1 ранга «Аврора» спустил вымпел и вступил в вооруженный резерв. На корабле осталось всего 157 человек: 10 офицеров, 11 кондукторов и 136 унтер-офицеров и матросов. 170