Начало русско-японской войны, 27 января 1904 г., застало в состоянии низкой боевой готовности не только эскадру Тихого океана, но и Балтийский флот. Ни один из пяти эскадренных броненосцев не был готов к выходу в море. Находившиеся в вооруженном резерве в Либаве три броненосца береговой обороны типа «Адмирал Сенявин» формально сохраняли готовность к походу при условии некоторого ремонта и доукомплектования личным составом, но не представляли сколько-нибудь серьезной боевой силы.
Впрочем, какой-либо поход и не планировался, поскольку отсутствовал сам план войны в масштабе всего флота. Растерянность двух высших чинов Морского ведомства — управляющего министерством Ф. К. Авелана и «исправляющего должность» начальника ГМШ З. П. Рожественского несколько компенсировалась оптимизмом третьего—генерал-адмирала. Алексей Александрович наивно полагал, что его «орлы» вскоре проучат «желтолицых обезьян»*. [* Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Париж. 1933. Т. 1.С. 220—221.] Поддержка Николаем II и генерал-адмиралом эскадры, ослабленной гибелью «Варяга» и «Корейца» и подрывом трех кораблей в Порт-Артуре, ограничилась отправкой в Порт-Артур командующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова и нескольких офицеров. Мер же по усилению флота кораблями, несмотря на ходатайства С. О. Макарова и главнокомандующего адмирала Е. И. Алексеева, так и не было принято вплоть до трагической гибели командующего флотом на «Петропавловске» 31 марта 1904 г. Только после этой катастрофы но настойчивому требованию преемника С. О. Макарова вице-адмирала Н. И. Скрыдлова руководство Морского ведомства приняло меры по мобилизации всего флота. Предложения Н. И. Скрыдлова включали формирование и посылку на Дальний Восток двух эскадр — основной и «вспомогательной». Во вспомогательную кроме других предполагалось включить три броненосца типа «Адмирал Сенявин».
Однако эти меры получили слишком медленное и неполное воплощение. Так, «высочайшим» приказом по Морскому ведомству от 17 апреля 1904 г. на Балтике формировалась 2-я эскадра флота Тихого океана под командованием контр-адмирала З. П. Рожественского. Последний немедленно выступил против включения в нее старых кораблей, мотивируя это тем, что они могут не дойти до театра боевых действий. На особом совещании 11 августа 1904г. опять же по настоянию Рожественского было отклонено предложение контр-адмирала В. В. Линдестрема о присоединении к эскадре трех кораблей типа «Адмирал Сенявин». В кампании 1904 г. на этих кораблях решено было подготовить унтер-офицеров и матросов для 2-й Тихоокеанской эскадры.
Учебные артиллерийский и минный отряды начали кампанию ранней весной. 20 апреля 1904 г. в Либаве подняли вымпелы «Император Николай I», «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», «Генерал-адмирал Апраксин» и минный крейсер «Абрек». Через неделю все они уже присоединились к Учебному артиллерийскому отряду, собранному на Ревельском рейде под флагом контр-адмирала Д. Г. Фелькерзама*. [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1, Д. 2912. Л. 1—63.] Во главе с «Мининым» отряд из семи броненосцев и более 4 тыс. человек начал выполнять программу подготовки комендоров. 11 мая Д. Г. Фелькерзама, назначенного младшим флагманом 2-й эскадры, сменил контр-адмирал П. П. Молас, брат начальника штаба Тихоокеанского флота М. П. Моласа, погибшего с С. О. Макаровым.
Броненосец «Адмирал Ушаков» в кампании 1904 г.
На кораблях отряда катастрофически не хватало офицеров и инженеров-механиков: многих прямо во время кампании назначали в эскадру З. П. Рожественского. На «Адмирале Ушакове» от начала до окончания плавания остались на местах только командир В. Н. Миклуха, старший офицер А. А. Мусатов, старший судовой механик А. И. Сацыперов и священник иеромонах отец Конон. Старший артиллерийский офицер лейтенант И. М. Гертнер 2 мая убыл на крейсер «Адмирал Нахимов», на этот же корабль 29 июля направили мичмана Е. П. Винокурова. Минному офицеру мичману Н. А. Типольту пришлось исполнять обязанности старшего штурмана. Из вахтенных начальников только мичман В. А. Дуров пробыл на корабле более трех месяцев, остальные плавали лишь по нескольку дней.
Артиллерийской частью броненосца после И. М. Гертнера командовал лейтенант С. В. Зарубаев, георгиевский кавалер, служивший старшим артиллеристом на «Варяге» и участвовавший в неравном бою с японцами при Чемульпо 27 января 1904 г. Прекрасный специалист своего дела, С. В. Зарубаев без замечаний провел несколько десятков стрельб, в которых только из 254-мм орудий броненосца было выпущено 140 снарядов. Столько же боеприпасов израсходовал и «Адмирал Сенявин». Для «Генерал-адмирала Апраксина» отпустили 100 снарядов главного калибра*. [* РГАВМФ. Ф- 480. Оп. 1. Д. 669. Л. 21, 55.]
Броненосец «Генерал-адмирал Апраксин»
Интенсивные стрельбы увеличили и без того значительный износ 254-мм орудий. В еще более худшем состоянии на броненосцах береговой обороны оказались 120-мм скорострельные пушки, на каждую из которых приходилось около 400 выстрелов. К концу кампании износ 120-мм орудий составил 50—80 %, что заставило подумать о замене стволов новыми.
Окончив подготовку комендоров, П. П. Молас 18 августа привел отряд, усиленный броненосным крейсером «Владимир Мономах», в Кронштадт. После непродолжительного плавания под флагом главного командира флота и портов Балтийского моря «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Владимир Мономах» 9 сентября 1904 г. спустили вымпелы, поступив в вооруженный резерв во внутреннем бассейне Либавы. Там же разоружился и устаревший к тому времени «Адмирал Лазарев».
2 октября и 3 ноября 1904 г. из Либавы вышла основная часть кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры.
По просьбе Ф. К. Авелана от 22 ноября 1904 г. Николай II разрешил ассигновать 2 млн руб. на снаряжение 3-й эскадры, с готовностью к отплытию 15 мая 1905 г. В состав эскадры включили эскадренные броненосцы «Слава», «Император Николай I», «Император Александр II», три броненосца береговой обороны типа «Адмирал Сенявин», крейсера 1 ранга «Память Азова», «Владимир Мономах», до девяти новых минных крейсеров и восемь миноносцев типа «Сокол»*. [* Там же. Ф. 427. Оп. 1. Д. 1368. Л. 1а—2.] Инициатором вооружения 3-й эскадры выступил вице-адмирал А. А. Бирилев, который больше думал о политической выгоде, чем о военном успехе. Очевидно, что он рассматривал усилия России по вооружению двух мощных Балтийских эскадр, как и возможность посылки на Дальний Восток Черноморского флота, в качестве весомых аргументов при заключении мира.
Как и после отъезда С. О. Макарова на Дальний Восток в начале войны, в ноябре 1904 г. официальный С.-Петербург несколько успокоился, направив для расправы с коварным неприятелем «болярина Зиновия и дружину его». Состояние кораблей и портов внушало уверенность в успехе запланированного вооружения 3-й эскадры. И вдруг совершенно неожиданно в руководство флотом вмешалось общественное мнение. Его взбудоражил серией статей в «Новом времени» не какой-нибудь журналист или политический деятель эпохи кризиса монархии, а кадровый морской офицер — капитан 2 ранга Н. Л. Кладо, выступивший под псевдонимом Прибой.
Ко времени публикаций в «Новом времени» (11 — 16 ноября 1904 г.) Н. Л. Кладо волею судьбы оказался в Париже. Будучи начальником военно-морского отдела штаба Тихоокеанского флота, он с мая по август 1904 г. находился во Владивостоке, играл видную роль в планировании боевых действий. Для согласования оперативных планов вице-адмирал Н. И. Скрыдлов по просьбе З. П. Рожественского направил Н. Л. Кладо поездом в Ревель. 11 сентября Кладо прибыл в Ревель на флагманский корабль «Князь Суворов». Уже в походе 16 октября в испанском порту Виго он съехал с корабля, чтобы выступить свидетелем на Международной следственной комиссии по расследованию Гулльского инцидента* в Париже. [* Непреднамеренный обстрел английских рыболовных судов из порта Гулля броненосцами З. П. Рожественского в Северном море в ночь с 8 на 9 октября 1904 г.] Участие Н. Л. Кладо, несомненно, положительно сказалось на результатах расследования, проводившегося под председательством его старого знакомого — адмирала Фурнье. Тем более, что в ходе работы комиссии пришлось заменить престарелого адмирала Н. И. Казнакова энергичным вице-адмиралом Ф. В. Дубасовым, назначенным коммисаром от России.
Возможно, не без влияния Ф. В. Дубасова, еще в октябре 1904 г. выступавшего за необходимость посылки очередных подкреплений, Н. Л. Кладо и послал в «Новое время» 8 статей, главная мысль которых — необходимость немедленного усиления эскадры З. П. Рожественского. Для обоснования своего предложения автор составил подробный обзор стратегического положения, не упустив вопросов техники и тактики, и, наконец, дал оценку высшему руководству флотом, как известно, не проявившему в войне выдающихся успехов. В адрес ведомства августейшего генерал-адмирала была высказана беспрецедентная критика, по сравнению с которой нашумевшая в 1896 г. брошюра Александра Михайловича выглядела едва ли не похвалой.
Зная о шумной реакции дяди Николая II на малейшие возражения, нетрудно представить себе состояние Алексея Александровича, когда он прочитал в «Новом времени», что «до сих еще пор у очень многих лиц нет сознания, как серьезна эта война и как почти все в ней зависит главный образом от силы нашего флота». И все это после обвинений в непонимании роли флота, в неправильном его использовании («сухопутная страна») и в преступном промедлении с посылкой подкреплений. Возмущенный генерал-адмирал не замедлил наказать обидчика приказом от 26 ноября 1904 г. Н. Л. Кладо для начала был арестован на 15 суток за то, что «позволил себе дерзко обвинять Морское ведомство, искажая при этом факты»*. [* Летопись войны с Японией. 1905. № 37. С, 710.]
Однако цель публикации была достигнута — широкие слои общественности получили квалифицированную информацию о войне на море и действиях Морского министерства. Неудачи и катастрофическое положение Тихоокеанского флота и Порт-Артура вызвали возмущение такими действиями министерства. При поддержке основных предложений Н. Л. Кладо со стороны ряда адмиралов высшее руководство вынуждено было изменить ранее принятые решения.
11 декабря 1904 г. под председательством генерал-адмирала в Петербурге состоялось совещание, на котором присутствовали адмиралы Ф. К. Авелан, Е. И. Алексеев, Ф. В. Дубасов, А. А. Бирилев, И. М. Диков, начальник ГМШ П. И. Безобразов, его помощник А. В. Вирениус, приглашенный возглавить снаряжение подкреплений начальник Учебного отряда Черноморского флота Н. И. Небогатов и великий князь Александр Михайлович. На совещании Алексей Александрович высказал «некоторые сомнения в целесообразности дальнейшего следования» всей эскадры З. П. Рожественского*. [* Русско-японская война. Действия флота. Документы. СПб., 1914. Отд. IV. Кн. 3. Вып, 4. С. 44—45.] По свидетельству самого контр-адмирала А. А. Вирениуса*, только он один энергично протестовал против срочной посылки отдельного отряда. [* Там же. Вып. 5. С. 313-314.] По его мнению, отправка 3-й эскадры имела бы смысл весной. В случае успеха З. П. Рожественского корабли очередной эскадры могли сыграть существенную роль в действиях против ослабленного японского флота. Ожидание же срочных подкреплений, слишком малочисленных для самостоятельных действий, только отдалит сроки прибытия 2-й эскадры на театр военных действий.
Аргументы А. А. Вирениуса не встретили поддержки у большинства присутствующих, высказывающихся довольно неопределенно. Лишь Ф. В. Дубасов, опираясь на цифры, доказал перевес японского флота. Зато А. А. Бирилев пророчил успех З. П. Рожественскому, но при условии немедленного снаряжения подкреплений. Очевидно, точка зрения главного командира Балтийского флота одержала верх. Решено было послать на соединение со 2-й эскадрой отдельный отряд судов в составе броненосцев «Император Николай I», «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», «Генерал-адмирал Апраксин» и броненосного крейсера «Владимир Мономах». В случае, если соединиться с З. П. Рожественским не удастся, отряд в зависимости от обстановки мог самостоятельно прорываться во Владивосток, разоружиться в нейтральном порту либо вернуться в Россию.
Об этом решении ГМШ сообщил командующему 2-й Тихоокеанской эскадрой, которая 15 декабря 1904 г. начала собираться в водах Мадагаскара. Вскоре в Петербурге и на кораблях эскадры стало известно о сдаче Порт-Артура и гибели оставшихся там кораблей. Это коренным образом изменило стратегическую обстановку. Сторонник быстрого продвижения вперед, З. П. Рожественский решительно высказался против ожидания нескольких сравнительно старых кораблей береговой обороны, которые, по его мнению, не были приспособлены к совместным действиям со 2-й эскадрой и могли только стать обузой для нее и отдалить сроки прибытия на театр военных действий. Действительным усилением, по его мнению, могли стать только лучшие корабли Черноморского флота. Переписка с Петербургом, затянувшаяся из-за проблемы снабжения эскадры углем, окончилась постановкой З. П. Рожественскому явно непосильной задачи — самостоятельно завоевать господство на море и идти далее, не дожидаясь отдельного отряда Н. И. Небогатова*. [* Заключение следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Пг., 1917. С. 13—17.] Усиленная догнавшим ее отрядом Л. Ф. Добротворского, 2-я эскадра так и не получила обещанных министерством «экзотических» крейсеров: в феврале 1905 г. правительства Аргентины и Чили официально заявили, что во время войны «ни одно военное судно не было и не будет продано воюющим сторонам»*. [* Летопись войны с Японией. 1905. N° 49. С. 952.]
Отношение морских офицеров к статьям Н. Л. Кладо и к отправке отдельного отряда было неоднозначным. Сам З. П. Рожественский считал «гниль в Балтийском море» не подкреплением, а ослаблением эскадры. 7 января 1905 г. он писал жене с Мадагаскара: «Кладо — болтает зря. Нам нечего высылать сюда»*. [* Море. 1911. № 6. С. 45.] Возмущались предложениями «кабинетного» теоретика и многие офицеры 2-й эскадры. Ведь Н. Л. Кладо писал о необходимости снаряжения «Минина» и даже «Петра Великого». Вероятно, здесь он пошел на явный обман в интересах сокрытия от японцев фактической боеготовности: вряд ли Н. Л. Кладо не знал, что «Петр Великий» находился в полуразобранном состоянии, ожидал модернизации и не вооружался целых шесть лет.
Конечно, броненосцы типа «Адмирал Сенявин» на фоне гигантов типа «Бородино» выглядели более чем скромно. Но отрицательное отношение к их посылке на Дальний Восток в обстановке осени 1904 г. скорее свидетельствовало о военном невежестве критиков. Известно, что помимо реального усиления соединение подкреплений с основными силами 2-й Тихоокеанской эскадры оказало положительное влияние на моральный дух ее личного состава и вызвало прилив оптимизма у самых закоренелых скептиков.
Контр-адмирал Н. И. Небогатов, которому Ф. К. Авелан поручил снаряжение отдельного отряда, после совещания прибыл вместе с А. А. Бирилевым в Либаву. Работы на кораблях велись уже с начала декабря 1904 г., но пока не вступили в «созидательную» стадию: «Император Николай I» стоял с разобранным ютом, а «Владимир Мономах» — со срезанными мачтами. По настоянию А. А. Бирилева основные работы по корпусу и механизмам всех броненосцев поручили Балтийскому заводу, который еще 7 декабря направил в Либаву 120 мастеровых. После решения об ускорении отправки отдельного отряда руководство ремонтными работами возглавил В. X. Оффенберг, один из наиболее опытных корабельных инженеров флота, строивший ранее броненосцы на Балтийском заводе. Выдачу нарядов заводу поручили командиру порта императора Александра III контр-адмиралу А. И. Ирецкому, на месте определявшему перечень работ, которые невозможно выполнить портовыми средствами*. [* РГАВМФ. Ф. 427. Оп. 1. Д. 1368. Л. 16—69.]
Эскадренный броненосец «Император Николай I»
Если А. И. Ирецкой, относившийся к посылке отряда как к демонстрации, более всего стремился к сокращению насущных потребностей, то А. А. Бирилев развил бурную деятельность. Обычная медлительность тыла вызывала его возмущение. «Так дело вести невозможно — телеграфировал он начальнику отдела сооружений ГУКиС — ведь война, за то и бьют». Впрочем, почти через год после начала войны бюрократическая машина Морского министерства успела набрать обороты, и было заготовлено значительное количество вооружения и запасов. Это позволило сравнительно быстро подготовить отряд к выходу в море. По предложению А. А. Вирениуса для создания плавучего тыла зафрахтовали три транспорта, один из которых оборудовали под плавучую мастерскую. Средствами Черноморского флота пароход «Кострома» приспособили под лазарет. Наконец, в собственность Морского ведомства был приобретен буксир «Свирь», способный совершать океанские переходы.
На всех пяти боевых кораблях отряда устанавливались дальномеры Барра и Струда (на «Адмирале Ушакове» — четыре, из них два бывших на испытаниях в Учебном артиллерийском отряде), оптические прицелы системы Перепелкина (к орудиям калибром от 75 до 305 мм), радиотелеграф системы Слаби — Арко германской фирмы «Телефункен». На броне боевых рубок по опыту войны укреплялись дюймовые (25,4-мм) горизонтальные броневые козырьки для отражения осколков. Впоследствии выяснилось, что эти козырьки себя не оправдывают, а только увеличивают число попавших в просвет боевой рубки осколков. Но они явились едва ли не единственным конструктивным «новшеством», принятым в российском флоте в ходе боевых действий. Новым в боевом снабжении отряда, по аналогии со 2-й эскадрой, стала замена чугунных снарядов на стальные фугасные. Однако конструкция и снаряжение последних не превзошли довоенного уровня. Все корабли отряда перекрасили сплошь в черный цвет, не исключая и дымовые трубы, оставленные на 2-й эскадре светло-желтыми с каймой наверху.
По наряду ГУКиС от 12 октября 1904 г. Обуховский завод изготовил шесть новых 120-мм орудий на сумму 9894 руб. 01 коп.* [* ЦГИАСПб. Ф, 1267. Оп. 17. Д. 1462. Л. 1] По два орудия из этой партии поставили на каждый броненосец береговой обороны, заменив ими наиболее изношенные. На всех трех кораблях сняли носовой и кормовой минные аппараты, а также метательные аппараты с паровых катеров*. [* РГАВМФ. Ф. 427. Оп. 1. Д. 1368. Л. 43 44. По некоторым сведениям, для уменьшения перегрузки сняли все четыре минных аппарата.] К отремонтированным штатным вентиляторам добавили по пять переносных, для мелкого ремонта на кораблях установили по токарному станку. Лишнее дерево в каютах и кубриках демонтировали и сдали в порт (известно, что «Апраксин» остался даже без дверей кают-кампаний).
Из пяти динамо-машин «Адмирала Ушакова» три удалось перебрать и ввести в строй, а две с неисправными якорями генераторов заменили динамо-машинами, снятыми с крейсера «Минин». Путиловский завод привел в порядок гидравлическую систему башенных установок. Кронштадтский порт испытал и доставил запасные штуртросы к рулевому приводу.
Поспешность снаряжения, конечно, сказалась и на его качестве: на «Адмирале Ушакове» пришлось сохранить старую электропроводку, а запасные лопасти для правого гребного винта броненосца Балтийский завод выслал поездом во Владивосток за десять дней до Цусимского сражения. Не был поставлен и важнейший вопрос о замене 254-мм орудий, изготовление которых выросло в серьезную проблему для Обуховского завода. В то же время заслуживает одобрения качество подготовки главных механизмов, работавших без серьезных неисправностей добрую половину перехода.
Для «Адмирала Ушакова» отпустили 320 254-мм снарядов, в том числе 92 бронебойных, 198 фугасных, 30 сегментных (всего по 80 на орудие), и 840 120-мм патронов (по 210 на ствол), из которых 200 были с бронебойными снарядами, 480 с фугасными и 160 с сегментными. На броненосце поместилось только 300 снарядов главного калибра, остальные пришлось погрузить на транспорты. где хранились также еще по 100 запасных фугасных 254-мм снарядов и 744 120-мм патрона для всех трех однотипных кораблей.
Особенно большой объем подготовительных работ пришлось выполнять экипажам броненосцев, которые спешно комплектовались до штатного состава. Пребывание в Учебном артиллерийском отряде негативно сказалось на команде «Адмирала Ушакова», обычно выходившей в море в сокращенном составе. Ее численность сократили также осенние наборы в экипажи новых минных крейсеров и кораблей «экзотического» отряда. Из 384 унтер-офицеров и матросов, отправленных в поход, «ветераны» кампании 1904 г. составляли не более 50 %, до 20 % экипажа комплектовалось матросами с других балтийских кораблей, около 20 % — новобранцами последнего призыва и около 10 % — из резерва запасными*. [* Русско японская война 1904—1905 гг. Действия флота. Документы. Отд. 111. Кн. 3. Вып. 4. С. 383 384.] Особенно много новичков оказалось среди комендоров, только единицы из них начинали на «Адмирале Ушакове» кампанию 1904 г. Правда, обучали недавних учеников-комендоров артиллерийского отряда опытные артиллерийские квартирмейстеры Василий Филиппов и Павел Степанов, а также плававший ранее на броненосце инструктор обучения — артиллерийский кондуктор А. И. Шутов.
Впервые за много лет перед походом укомплектовали целых десять кондукторских штатов. Из кондукторов кроме А. И. Шутова хорошо знали корабль старший боцман И. А, Драницын, минер Н. А. Никонов, шкипер И. И, Степанов.
Офицерский состав, за исключением командира и старшего офицера, полностью обновился. Правда, младший артиллерийский офицер лейтенант А. П. Гезехус и вахтенный начальник лейтенант Д. Д. Тыртов в свое время мичманами плавали одну кампанию на «Ушакове», но для других офицеров броненосец стал «новым» кораблем. Офицеров назначали из числа добровольцев, в которых не было недостатка. Поэтому несколько жаль, что в их число попали старший артиллерийский офицер лейтенант А. А. Гав-рилов, страдавший крайне тяжелой формой морской болезни, и старший судовой врач Я. Н. Младенцев, который в походе проявил себя ярым «врагом бутылки». Специалистами своего дела были старший минер и старший штурман лейтенанты Б. К. Жданов и Е. А. Максимов. С обязанностями младшего штурманского офицера справлялся юнкер флота Я. В. Сипягин, а ревизора — мичман А. А. Транзе. Вахтенными начальниками были мичманы В. В. Голубев и И. А. Дитлов, вахтенным офицером — призванный из запаса прапорщик по морской части Э. И. Зорич. Хлопотную должность старшего судового механика принял помощник старшего инжерена-механика Ф. А. Яковлев, его помощником стал младший инженер-механик Н. Е. Трубицын, трюмным механиком — Л. Ф. Джелепов, младшим судовым механиком — прапорщик по механической части А. И. Красков. Список офицеров завершали комиссар коллежский регистратор П. А. Михеев и священник — иеромонах отец Иона.
Эммануил Иосифович Зорич, Николай Егорович Трубицын и Александр Иванович Краснов поступили во флот только во время войны. Таким образом, из 15 офицеров и инженеров-механиков броненосца только четверо плавали на нем до похода, семеро имели опыт океанских плаваний и трое, включая командира, участвовали в боевых действиях. Для троих офицеров и юнкера Я. В. Сипягина «Адмирал Ушаков» стал их первым кораблем.
В ноябре 1904 г. командир В. Н. Миклуха высочайшим приказом по Морскому ведомству был отчислен с корабля как выполнивший требования морского ценза по командованию судами 1 ранга. Такое решение в ожидании важного похода (весной 1905 г.) было более чем странным, но не являлось новшеством в практике кадровой политики того времени. Вице-адмирал А. А. Бирилев пошел еще дальше, предложив заменить командиров на всех пяти кораблях. Только благодаря настоятельным просьбам В. Н. Миклухи и командира «Апраксина» капитана 1 ранга Н. Г. Лишина они остались на своих постах. На броненосец «Император Николай I» назначили капитана 1 ранга В. В. Смирнова, на «Владимир Мономах» — капитана 1 ранга В. А. Попова и на «Адмирал Сенявин» — капитана 1 ранга С. И. Григорьева. Надо сказать, что выбор главного командира Балтийского флота оказался довольно неудачным. Ни один из новых командиров не выделялся глубокими тактическими познаниями, а С. И. Григорьев в мае 1904 г. был смещен с должности командира нового броненосца «Орел», В. В. Смирнов, да и С. И. Григорьев отнюдь не лучшим образом проявили себя в грядущих трагических событиях 15 мая 1905 г.
Н. И. Небогатов, естественно, был лишен возможности подбирать себе командиров. Сам он накануне выхода ожидал обещанной замены, хотя и руководил снаряжением с завидной энергией, а 22 декабря 1904 г. начал кампанию, подняв флаг на броненосце «Император Николай I». К сожалению, на выход отряда в море для боевой подготовки не хватало времени: большую его часть занимало комплектование команд и многочисленные «дефектные» работы. Интересно, что 28 января 1905 г. Н. И. Небогатов получил телеграмму с приказанием прибыть в Петербург для сдачи дел контр-адмиралу М. А. Данилевскому. Буквально через два часа поступила отмена: М. А. Данилевский отказался от чести вести отряд, и Н. И. Небогатов остался возглавлять его. Предписание, полученное им, было кратким: без промедления следовать на соединение со 2-й эскадрой Тихого океана. Однако место этого соединения не указывалось, план перехода Н. И. Небогатов разрабатывал самостоятельно с помощью своего штаба. Флаг-капитаном штаба Небогатова назначили капитана 2 ранга В. А. Кросса, флагманским штурманом -подполковника Н. А. Орехова. Флагманским артиллеристом штаба стал любимец З. П. Рожественского капитан 2 ранга Н. П. Курош, списанный в свое время со 2-й эскадры за пристрастие к спиртным напиткам.
Капитан I ранга С. И. Григорьев
На штаб и всех офицеров отряда легла значительная нагрузка, усугубляемая низким уровнем дисциплины поспешно укомплектованных команд. Военные неудачи и беспокойное внутреннее положение империи вызывали вспышки недовольства и массовые дисциплинарные проступки. Эхо 9 января 1905 г. — «кровавого воскресенья» — отозвалось и в Либаве. На кораблях отряда прокатился ряд «бунтов», вызванных недовольством матросов качеством пищи. Во время ужина на «Адмирале Сенявине» матрос ранил ножом в живот вахтенного начальника мичмана Б. А. Вильгельмса, который на третий день скончался. На «Адмирале Ушакове» подобных эксцессов не было. Возможно, положительную роль в этом сыграли спокойствие и твердость старшего офицера А. А. Мусатова.
К началу февраля подготовка отряда окончилась, А. А. Бирилев торопил с выходом в море. Он словно предвидел, что через считанные дни снаряжение второго эшелона 3-й Тихоокеанской эскадры будет парализовано забастовками.
В среду 2 февраля 1905 г. 1-й Отдельный отряд судов флота Тихого океана навсегда распрощался с аванпортом Либавы. Утром корабли посетил прибывший из С.-Петербурга генерал-адмирал. Напутствие его командирам было кратким и прозвучало несколько странно: «Ну, Бог с вами, желаю вам также отличаться, как наши Артурские товарищи»*. [* Русско-японская война 1904—1905 гг. Действия флота. Документы. Отд. IV. Кн. 3. Вып. 4. С. 224.] Герои-артурцы к этому времени уже находились в японском плену, не успев как следует подорвать свои затопленные корабли... Проводы были довольно пышными: на стенке и молах сотни людей махали фуражками и платками, кричали «ура», дамы дарили морякам зимние цветы.
После смотра вслед за «Владимиром Мономахом» броненосцы и транспорты вышли на внешний рейд и встали на якорь у плавучего Либавского маяка. Ветеран Тихоокеанских эскадр «Владимир Мономах», собираясь в свой четвертый поход на Дальний Восток, провел испытания машин и артиллерии. 3 февраля в 7 ч 30 мин по сигналу Н. И. Небогатова отряд снялся с якоря и направился к Скагену. 7—8-балльный ветер поднял сильное волнение, над серым «холмистым» морем клочьями был разбросан туман. Перегруженные углем и другими запасами броненосцы береговой обороны зарывались в воду, через люки в палубном настиле и вентиляционные трубы вода попадала в носовое отделение «Ушакова». Трюмный механик Л. Ф. Джелепов получил возможность убедиться в хорошей работе водоотливных турбин: они работали всю ночь с 3 на 4 февраля*. [* Дитлов И. А. В походе и бою на броненосце «Адмирал Ушаков» //Русская старина. 1909. Янв. С. 109.]
С непривычки многих матросов и даже офицеров укачало, особенно бедствовал старший артиллерист А. А. Гаврилов, не выходивший из своей каюты, поэтому первое артиллерийское учение на ходу пришлось проводить без него. Но настроение в кают-компании было бодрое, оставшиеся в строю офицеры успешно одолевали прихваченный из Либавы бочонок с пивом. В. Н. Миклуха и старший штурман Е. А. Максимов почти не уходили с мостика — сгустившийся к вечеру 3 февраля туман заставил их понервничать. В тумане «Адмирал Ушаков» потерял головной «Император Николай I» и пошел самостоятельно. Ночью шедший в строю третьим «Адмирал Сенявин», сбившись с курса, едва не столкнулся со следующим за ним «Генерал-адмиралом Апраксиным», а потом из тумана внезапно вышел на «Адмирала Ушакова», с трудом избежав таранного удара. «Да они с ума сошли, вы меня понимаете!» — воскликнул В. Н. Миклуха. Присказкой командира «вы меня понимаете», по воспоминаниям И. А. Дитлова, вскоре «заразились» многие на мостике.
К чести Е. А. Максимова следует отметить, что его счисление в тумане оказалось довольно точным: определение места у датских берегов показало невязку всего 2 мили, в то время как флагманский штурман подполковник Д. Н. Федотьев на «Императоре Николае I» ошибся на целых 15. На подходах к Большому Бельту отряд встретили датские крейсер, канонерка и три миноносца, назначенные для его сопровождения в проливной зоне. Правительство Дании демонстрировало стремление оказать помощь в охранении морских сил дружественной державы, а может быть и опасалось повторения в новом варианте Гулльского инцидента. 7 марта к главным силам Н. И. Небогатова присоединились транспорт «Курония» и буксир «Свирь». Отряд «вырос» до 10 единиц: кроме боевых кораблей в его составе находились также вспомогательный крейсер «Русь», транспорты «Ливония» и «Ксения»*. [* Русско-японская война 1904 1905 гг, Хронологический перечень действий флота. СПб., 1912. Вып. 2. С. 160.] 8 февраля все они встали на якорь у мыса Скаген для погрузки угля. На стоянке командующий получил телеграмму ГМШ о присвоении юнкеру флота Якову Васильевичу Сипягину мичманского чина, о чем немедленно объявил в приказе по эскадре. На «Адмирале Ушакове» стало больше одним офицером.
«Нельзя не отметить ту огромную энергию, которую проявляет команда»,— отметил в дневнике мичман И. А. Дитлов, описывая погрузку угля,— «при неудобстве подачи грузили 32 тонны в час — весело, без утомления»*. [* Дитлов И. А. Указ. соч. С. 110.] Конечно, угольный аврал каждый раз оборачивался невероятными усилиями всего экипажа, Для поощрения успехов Н. И. Небогатов учредил два денежных приза за первенство в скорости погрузки (в пудах в час на одного человека). Первый приз (142 франка) получил «Генерал-адмирал Апраксин», второй — «Адмирал Сенявин». Призовые деньги адмирал приказал «раздать поровну между всеми нижними чинами, не исключая ни унтер-офицеров, ни нестроевых»*. [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3383. Л. 21.]
Получивший самостоятельность командующий отрядом, от Скагена отправил в Либаву вспомогательный крейсер «Русь»; специальная комиссия признала его непригодным к плаванию из-за дефектов холодильников главных машин. Передав на «Император Николай I» семерых матросов, сняв заболевшего Андрея Сазонова, крейсер «Русь» 13 февраля прибыл в порт Александра III и в море более не выходил, а вскоре после окончания войны был продан.
9 февраля в 18ч 15 мин отряд снялся с якоря и направился Северным морем к Английскому каналу. Во избежание встречи с рыбаками на Доггер-банке Н. И. Небогатов приказал проложить курс ближе к берегам Голландии. Радиотелеграфные станции работали только на прием, вечерами после занятий и учений корабли готовились к отражению минных атак. На рассвете 12 февраля вошли в Ла-Манш. Английские крейсера весь день сопровождали отряд и воочию убедились в намерении русских привести на Дальний Восток броненосцы береговой обороны, которые «удивили весь мир своей неустрашимостью».
Бискайский залив встретил ветром до 9 баллов и сильным волнением, заставившим уменьшить скорость до 4—5 уз. 14 февраля разыгрался настоящий шторм. Размахи качки «Владимира Мономаха» достигали 42° на каждый борт. Броненосцы типа «Адмирал Сенявин» кренились несколько меньше, но волны накрывали всю палубу до рубки, в воду целиком уходили порты 120-мм батареи. Текли палубы и иллюминаторы, в наглухо задраенных внутренних помещениях появилась сырость. Но моряки стойко переносили качку, постепенно к ней привыкали даже новобранцы. Сами броненосцы береговой обороны легко всходили на волну и показали в океане столь же хорошие мореходные качества, как и на Балтике.
15 февраля ветер стих, волнение уменьшилось, что позволило увеличить скорость с 3 до 7, а потом и до 9 уз. В ночь на 19 февраля прошли Гибралтар. По приказу адмирала ходовые огни и палубное освещение были выключены, только кильватерный огонь позволял удерживать строй. В темноте южной ночи «Император Николай I» едва не налетел на торговый пароход, не заметивший отряда, по с этого времени, чтобы приучить вахтенных офицеров и командиров к боевой обстановке, ночные плавания без огней стали постоянной практикой. Средиземное море встретило хорошей погодой — команда высыпала на палубу, наслаждаясь теплом и солнцем после сырости штормовых переходов. На «Адмирале Ушакове» из-за неисправности опреснителей Круга пили солоноватый чай, на обед и ужин подавали консервы, которые матросы «весьма одобряли». Офицеры же окрестили консервированных цыплят и тушеное мясо «мощами покойного бригадира».
Возможность пополнить запасы угля и свежей провизии представилась в Танжере, куда отряд прибыл 20 февраля. В 11 ч корабли встали на якорь вдалеке от африканского материка у острова Заффарин. Позади остались 2052 мили, пройденные от Скагена со средней скоростью 8 уз. Приз за погрузку угля на сей раз получил только «Владимир Мономах», принявший 299 тонн за 8 ч 40 мин. 22 февраля с «Адмирала Ушакова» съехал на берег измученный качкой лейтенант А. А. Гаврилов; специальная врачебная комиссия признала его больным. Обязанности старшего артиллериста временно принял лейтенант А. П. Гезехус, он и руководил 1-й вспомогательной (стволиковой) стрельбой, проведенной по пути от Танжера к острову Крит. На этом переходе с 23 по 27 февраля ежедневно проводились боевые учения, по вечерам — боевое освещение, а по ночам — плавание без огней. Инженеры-механики и кочегары броненосцев береговой обороны к этому времени добились снижения суточного расхода угля с 36—42 до 32 т, что обеспечивало при полном запасе (400 т) 2700-мильную дальность плавания скоростью 9 уз.
28 февраля в 11 ч 00 мин, пройдя от острова Заффарин 1316 миль со средней скоростью 8,7 уз, отряд встал на якорь в бухте Суда на острове Крит, традиционном месте стоянки российских эскадр в Средиземном море. В Суде Н. И. Небогатов застал мореходную канонерскую лодку «Храбрый», а также отставшие от 2-й эскадры из-за неиспрвностей эсминцы «Резвый», «Пронзительный», «Прозорливый» и миноносец № 212. Там же находились французская канонерка и итальянское посыльное судно. Командиры всех кораблей нанесли русскому адмиралу визиты. Особое положение острова Крит, находившегося под покровительством европейских морских держав, среди которых видную роль играла Россия, практически исключало дипломатические затруднения при обеспечении стоянки отряда. Благоприятно сказывалось и дружественное отношение греческого правительства. Королева эллинов Ольга Константиновна, дочь покойного генерал-адмирала Константина Николаевича, посетила Суду с наследником престола королевичем Георгием. Она побывала на всех кораблях и благословила команды иконами.
Н. И. Небогатов в Суде разрешил увольнение на берег, специальным приказом определив его порядок. Ежедневно с 12 до 17 ч 30 мин с каждого корабля увольнялось по одному отделению команды — не более четверти личного состава. Наблюдали за «гуляющими» 6 «обходных» офицеров во главе с лейтенантом, 5 кондукторов, 12 квартирмейстеров и 60 рядовых*. [* РГАВМФ. Ф. 147, Оп. 1. Д. 3383. Л. 26—27.] Несмотря на столь солидный присмотр, многие унтер-офицеры и матросы, подтянувшиеся было в походе, на берегу напивались, затевали драки. Однако дезертиров не было. «Погуляли на удивление всему миру»,— отметил мичман И. А. Дитлов.
Более или менее серьезное наказание получил только один, особо «отличившийся». За пьянство «в сообществе подчиненных ему нижних чинов» боцманмат-фельдфебель «Адмирала Ушакова» Алексей Новиков приказом командующего отрядом от 5 марта 1905 г. был понижен в матросы 1-й статьи. Впоследствии за Цусиму он в числе немногих получил Георгиевский крест 3-й степени. Офицеры и кондукторы, конечно, имели больше возможностей для «культурного» отдыха: им, в отличие от нижних чинов, разрешили кататься верхом и в колясках.
3 марта из Черного моря прибыло госпитальное судно «Кострома». Вместе с ним к отряду присоединились еще два судна — зафрахтованные угольный транспорт «Герман Лерхе» и водолей «Граф Строганов». В Суде с Н. И. Небогатовым встретился возвращавшийся из японского плена капитан I ранга Н. О. Эссен, бывший командир знаменитого «Новика» и «Севастополя» (единственного броненосца, сражавшегося с противником до последней возможности и затопленного у Порт-Артура на большой глубине). По просьбе адмирала прославленный командир выступил на «Императоре Николае I» перед всеми офицерами отряда. От Н. О. Эссена стало известно, что в бою японцы стреляют с больших дистанций, с высокой скорострельностью. Возрастание дистанций боя в отряде вскоре учли в ходе боевой подготовки, а от увеличения скорости стрельбы русские офицеры решили воздержаться, опасаясь, что при повышенном расходе снарядов не хватит на длительное сражение.
6 марта на «Адмирал Ушаков» прибыл новый старший артиллерийский офицер — лейтенант Н. Н. Дмитриев, принявший дела у А. П. Гезехуса. Н. Н. Дмитриев отметил полную исправность артиллерии броненосца, бодрое настроение экипажей кораблей отряда и хорошее впечатление, которое они произвели на русские и иностранные стационеры в Суде*. [* Н. Д. (Дмитриев). Броненосец «Адмирал Ушаков», еги путь и гибель. СПб., 1906. С. 3—5.] Правда, лейтенант до назначения на «Адмирал Ушаков» был хорошо знаком только с 203-мм и 152-мм пушками длиной по 35 калибров, стоявшими на мореходных канонерских лодках, и ему впервые предстояло всерьез заниматься гидравлическими башенными установками, оптическими прицелами и дальномерами Барра и Струда.
8 марта в 2 ч 00 мин отряд под покровом темноты снялся с якоря и направился в Порт-Саид, куда прибыл через трое суток, вновь испытав ощутимую качку на попутной волне. Офицеры до вечера успели побывать в городе, а команда на сей раз осталась без увольнения на берег. Утром 12 марта вошли в Суэцкий канал и преодолели его своим ходом за 16 ч, но с лоцманами на борту. За проход «Адмирала Ушакова», в соответствии с его тоннажем, компания Суэцкого канала получила 550 фн. ст.* [* Дитлов М. Л. Указ. соч. С. 199.] От Суэца начался тяжелый семисуточный переход Красным морем, пользующимся недоброй славой из-за повышенной солености и изнуряющей жары во всякое время года. При отсутствии рефрижераторов слабая система вентиляции совершенно не справлялась со своей задачей. Температура внутренних помещений поднялась до +50 °С. На ночь духота выгоняла офицеров и команду па шканцы и верхнюю палубу, а к утру они были покрыты черной сажей, летевшей из дымовых труб. 17 марта на «Генерал-адмирале Апраксине» от теплового удара скончался матрос. В таких условиях отряд дважды провел вспомогательные учебные стрельбы, а утром 20 марта прибыл в Джибути, встал на якорь в 6—7 милях от берега.
Стоянка в Джибути была использована не только для очередной погрузки угля, но и для переборки механизмов, выполненной измотанными на переходе инженерами-механиками и машинной командой. Прием свежей провизии и последнее посещение берега частью офицеров и матросов несколько скрасили суровые будни похода. 22 марта Н. И. Небогатов отправил в Россию «по состоянию здоровья» судового врача «Адмирала Ушакова» Я. Н. Младенцева. На его место с «Костромы» прибыл коллежский ассесор Павел Владимирович Бодянский, который энергично взялся за исправление запущенной предшественником медицинской части броненосца. И. А. Дитлов шутил, что даже строгий Ф. Ф. Ушаков на портрете в кают-компании «подобрел» при виде трезвого доктора.
В Джибути связь с берегом поддерживалась паровыми катерами, и непривычно большая нагрузка на их машины приводила к частным поломкам. Капитан Ф. А. Яковлев для сбережения механизмов ограничил максимальное давление пара. Во время одного из рейсов старшим на катере «Адмирала Ушакова» оказался лейтенант А. П. Мордвинов с крейсера «Владимир Мономах». Недовольный малым ходом, он приказал машинисту катера Ф. Ф. Щербакову «держать пар выше», а когда тот не послушался, ударил матроса по лицу. Разобрав этот инцидент, Н. И. Небогатов в приказе от 23 апреля 1905 г. распорядился за «постыдный проступок» арестовать А. П. Мордвинова на пять суток в каюте с приставлением часового. Поскольку и машинист в данном случае нарушил дисциплину, то адмирал поручил В. Н. Миклухе наложить на него взыскание «по своему усмотрению»*. [* РГАВМФ. Ф. 147. Оп. 1. Д. 3383. JI. 45.] Как был наказан машинист 1-й статьи Филипп Щербаков — осталось неизвестным, в бою 15 мая 1905 г. он погиб вместе с кораблем. Инцидент характеризует отношение Н. И. Небогатова к «мордобою». Известны случаи, когда за подобные проступки офицеров предавали суду, хотя для некоторых из них физическая расправа с подчиненными была чуть ли не нормой поведения.
На стоянке командир В. Н. Миклуха, недовольный ведением дел мичманом А. А. Транзе, отстранил его от обязанностей ревизора, возложив их на мичмана В. В. Голубева. Перед командующим отрядом встала серьезная проблема: на его запрос из Джибути о месте соединения с З. П. Рожсственским из ГМШ поступил ответ, что маршрут 2-й эскадры неизвестен, но ее транспорты якобы направлялись в Батавию. Не имея быстроходных крейсеров, Н. И. Небогатов был вынужден использовать в качестве разведчика «Кострому», что, вообще говоря, было нарушением международного права. Однако выбора не было, и «Кострома» пошла в Батавию, условившись о встрече с отрядом в Южно-Китайском морс. Кроме того, Н. И. Небогатов, проявив в организации встречи со 2-й эскадрой гораздо больше инициативы, чем ГМШ и З. П. Рожественский, направил управляющему министерством телеграмму с просьбой прислать известие об эскадре в одну из трех избранных им точек по маршруту движения отряда в водах Юго-Восточной Азии. В результате этих мер в 40 милях от Сингапура и состоялась передача необходимых сведений, позволивших вскоре объединить силы отряда и эскадры З. П. Рожественского.
На случай, если соединения не произойдет, Н. И. Небогатов вместе с флаг-капитаном В. А. Кроссом и флагманским штурманом Д. Н. Федотьевым наметил план самостоятельного прорыва во Владивосток в обход берегов Японии и далее через пролив Лаперуза. Туманы в районе пролива и Курильской гряды позволили надеяться на скрытность перехода отряда, слишком слабого для самостоятельного боя с японским флотом. После приема максимального запаса угля броненосцы береговой обороны планировалось вести в океане на буксире у транспортов. На кораблях отряда готовили и буксируемые буи с лампочками для обеспечения безопасности плавания в тумане.
Надо отдать должное Н. И. Небогатову: в походе он проявил незаурядные способности и настойчивость. Некоторые молодые офицеры (в том числе и И. А. Дитлов), не посвященные в детали оперативных планов, критиковали своего адмирала за «наивность» и «безрассудство», но большинство подчиненных Николая Ивановича оценивали его достаточно высоко. Лейтенант Н. Н. Дмитриев позднее писал: «Энергичный, разумный в своих требованиях Небогатов отнюдь не держал личный состав своего отряда в состоянии угнетенности и забитости, а напротив, возбуждал всех своей бодростью, своим непреклонным желанием идти вперед во что бы то ни стало». Командующий «запросто посещал корабли» (на «Адмирале Ушакове» за время похода он побывал два или три раза), «интересовался всякой мелочью и на все находил полезные и деловые советы и указания»*. [* Дмитриев Н. Н. Указ. соч. С. 10—11.]
В сжатые сроки перехода отряду предстояло подготовиться к возможному бою, в котором особое значение приобретало искусство стрельбы. Из офицеров эскадры только двое имели опыт участия в эскадренном сражении. Оба они служили на броненосце «Адмирал Сенявин». Поручик К. И. Бобров, добравшийся в Россию инкогнито кружным путем с разоруженного в Сайгоне крейсера «Диана», после нескольких отказов, все-таки добился назначения помощником инженера-механика на корабль, идущий на войну. Сражение в Желтом море 28 июля 1904 г. он, как и было положено, провел в машинном отделении своего крейсера. Поэтому его нельзя считать хорошо информированным в тактических вопросах. В боевых действиях под Порт-Артуром принимал участие и лейтенант М. С. Рощаковский, с 6 мая 1904 г. командовавший эскадренным миноносцем «Решительный». В ночь на 29 июля «Решительный» прорвался в Чифу с известием о выходе эскадры в море, разоружился и в беспомощном состоянии был захвачен японцами, грубо нарушившими нейтралитет Китая. При оказании сопротивления вооруженным японцам М. С. Рощаковский был ранен. В декабре 1904 г. он прибыл в С.-Петербург, и его рассказ в офицерском собрании армии и флота об «оскорблении действием» японского офицера в ответ на требования о сдаче встретили овацией*. [* Кронштадтский вестник. 1905. № 1.] М. С. Рощаковский добился назначения в отряд, согласившись на скромную должность вахтенного начальника «Адмирала Сенявина».
Неизвестно, в какой степени Н. И. Небогатов мог воспользоваться опытом бравого командира миноносца, но организованные им боевые стрельбы показывают и учет известных уроков войны, и здравый смысл в сочетании с передовыми тактическими взглядами.
Первую стрельбу отряд провел 27 марта в Аденском заливе, вскоре после выхода из Джибути. Боевой порядок составляли «Император Николай 1», «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин», «Адмирал Ушаков» и «Владимир Мономах»*. [* В Красном море (по жалобам Н. Г. Лишина на плохое удержание места в строю «Адмиралом Сенявиным») Н. И. Небогатов переставил в кильватерной колонне броненосцы «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Ушаков». После перестановки «Адмирал Ушаков» шел не вторым, а четвертым, и был вынужден следить за опасными маневрами С. И. Григорьева на «Сенявине».] Организация стрельбы определялась специальным приказом адмирала*, который назначил для каждого орудия крупного калибра сразу по четыре выстрела (годовая норма боевой подготовки) и по 10 выстрелов для малокалиберных патронных пушек. [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3383. Л. 39.] Из-за отстутствия практических чугунных снарядов Н. И. Небогатов разрешил пустить в дело фугасные. Целями служили свободно плавающие парусиновые щиты. Маневр заключался в сближении, самостоятельном (без сигнала) перестроении кораблей в строй пеленга вправо или влево (в зависимости от положения щитов), «дабы использовать весь свой огонь на неприятеля, не мешая стрелять друг другу». При приближении к траверзу цели командиры также самостоятельно перестраивались в строй кильватера*. [* Оптимальный маневр для применения артиллерии. Аналогичный маневр, например, выполняли линейные крейсера германского контр-адмирала Ф. Хиппера в 1915—1916 гг.] Для управления использовалась двухфлажная сигнальная книга, а кроме того — однофлажные, так называемые «боевые сигналы», введенные приказом адмирала.
Наблюдал за стрельбой флагманский артиллерист Н. П. Курош с находившегося в стороне от щитов буксира «Свирь». Броненосцы открыли огонь с дистанции около 50 кбт, постепенно уменьшив ее вдвое. После довольно продолжительной канонады щиты остались совершенно целыми. Из доклада Н. П. Куроша стало ясно, что точная по направлению стрельба кораблей была со значительными перелетами и недолетами.
Па стоянке в Марбате (английское владение на Аравийском полуострове), куда отряд прибыл 30 марта, самое серьезное внимание артиллеристов было обращено на выверку и сличение показаний дальномеров. Штаб разработал инструкцию по их согласованию на ходу — для этого «Владимир Мономах» удалялся от броненосцев и сближался с ними, а те показывали измеренные расстояния флажными сигналами.
В Марбате погрузили увеличенный запас угля для перехода Индийским океаном. «Адмирал Ушаков» принял до 600 т. Мешки с углем заняли командирскую гостинную, часть 120-мм батареи и жилой палубы. Полутораметровая угольная гора, огражденная деревянными щитами, «украсила» и ют броненосца. По расчетам угля должно было хватить на 4000 миль экономического хода.
31 марта в 18 ч 00 мин отряд снялся с якоря и вышел в Индийский океан, взяв курс на Коломбо. Именно здесь броненосцы береговой обороны, по прогнозам отдельных знатоков, должны были перевернуться. Но этого не произошло. Правда, 7 апреля на «Адмирале Ушакове» сломалась машина, и он два дня шел на буксире «Свири», пока механизмы не ввели в строй. На кораблях ежедневно проводили артиллерийские и дальномерные учения для основных и запасных номеров орудийных расчетов. Ночью шли без огней. Маршрут был проложен вдали от морских торговых путей, и первые пароходы встретились только после Цейлона.
11 апреля адмирал провел повторную боевую стрельбу по плавающим щитам с дистанций 60—40 кбт. Схема маневрирования и расход боезапаса примерно соответствовали таковым на стрельбе в Аденском заливе. Опыт и выверка дальномеров сделали свое дело, на этот раз 3 щита были уничтожены, а один — тяжело поврежден. По воспоминаниям лейтенанта Г. Н. Таубе — артиллериста «Апраксина» — его корабль выпустил 60 снарядов (очевидно 120- и 254-мм) и добился двух попаданий (3,3 %), что для подобных условий следует признать весьма удовлетворительным результатом.
Потратив две годовые учебные нормы боезапаса, Н. И. Небогатов добился важных результатов: артиллеристы убедились в исправности орудий и обрели уверенность в своих силах. При почти полной смене офицеров накануне и во время похода, обновлении состава комендоров и необходимости срочного освоения новых дальномеров и оптических прицелов даже такую усиленную практику в стрельбе вряд ли можно было признать достаточной. Но для большего не оставалось времени, щитов, да и боезапаса. Все это не позволило откорректировать принятый способ стрельбы, отработать пристрелку из орудий главного калибра и повысить их скорострельность, а также решить вопросы организации стрельбы всем отрядом по одной цели и определить реальную эффективность артиллерии.
12 апреля Н. И. Небогатов собрал командиров на совещание для выбора дальнейшего маршрута. Рекомендации ГМШ о следовании к Зондскому архипелагу к этому времени вызвали сомнения флагмана: присоединившийся 9 апреля транспорт «Курония» доставил агентурные сведения о наличии в водах архипелага японских миноносцев и подводных лодок. На совещании решили прорываться кратчайшим путем — Малаккским проливом, английскую колонию Сингапур, наводненную японскими агентами, пройти ночью и без огней, а потом в 40 милях от нее ждать встречи с посланной на разведку «Костромой». Если при этом не будет получено определенных сведений о З. П. Рожественском, Н. И. Небогатов собирался идти к берегам французской Кохинхины и далее действовать по обстановке.
Вернувшись с совещания на свой броненосец, В. Н. Миклуха сообщил решение адмирала офицерам. Расстроенный неизвестностью, мичман И. А. Дитлов не одобрил командирской откровенности, как подрывающей моральный дух подчиненных. Однако офицеры 2-й эскадры страдали от противоположного — З. П. Рожественский даже в пустынном океане скрыл свои намерения от командиров, а потом жаловался на «разложение» и «упадок духа» личного состава. Не лучше ли «каждому солдату знать свой маневр»?
Согласно плану Н. И. Небогатова 14 и 15 апреля в океане, в 150 милях от острова Суматра, грузили уголь барказами с транспортов. «Адмирал Ушаков» принял свыше 300 т, пополнив также израсходованный на стрельбах боезапас. Благоприятная погода на всем переходе и во время погрузки вызывала мысли об особом «небогатовском счастье», которое и впредь не оставит отряд своими заботами...
К вечеру 19 апреля вошли в Малаккский пролив. С готовностью к бою развели пары во всех котлах, увеличив ход с 8 до 10 уз. На случай разлучения во время возможного сражения с транспортами Н. И. Небогатов назначил им рандеву. В. Н. Миклуха провел совещание офицеров по мерам отражения минных атак. С этого времени командир и старший артиллерист Н, Н. Дмитриев не сходили с мостика. Мичмана В. В. Голубев и И. А. Дитлов по очереди дежурили в 120-мм батарее. Все были начеку: офицеры и команды спали, не раздеваясь.
За 30 мин до захода солнца на корабле играли «дробь-атаку», задраивали переборки, заряжали скорострельные орудия, подавали к ним боезапас, сигнальщики всматривались в темноту, а вахтенные начальники и рулевые старались не потерять едва заметный кильватерный огонь переднего мателота. «Адмирал Сенявин» по-прежнему управлялся плохо, и В. Н. Миклуха порой «разносил тамошнюю публику» в мегафон*. [* Дмитриев Н. Н. Указ. соч. С. 26.]
При полной светомаскировке ночью Н. И. Небогатов днем интенсивно пользовался радиотелеграфом, очевидно, не сознавая до конца опасность радиоперехвата. 20 апреля корабельные радиостанции перехватили и чужие сигналы — в них заподозрили разведчиков. Около 4 ч 22 апреля 11-узловым ходом прошли остров Сингапур — на берегу сияло целое море огней ничем не нарушенной мирной жизни колонии. Но российским морякам было не до колониальных соблазнов, на траверзе Сингапура башни главного калибра развернули по бортам на случай внезапного обнаружения противника. Буквально накануне, при появлении из-за горизонта верхушек мачт трех судов сыграли боевую тревогу, хотя суда и оказались торговыми.
С 6 до 11 ч отряд сопровождал небольшой голландский военный корабль, охранявший морские владения страны. Голландцы фотографировали корабли отряда и было ясно, что вскоре известие о «форсировании» русскими Малаккского пролива разнесется газетами по всему миру.
«Костромы» в назначенном Н. И. Небогатовым месте не оказалось, зато в этом же районе в 14 ч встретили лежавший в дрейфе на пути отряда катер, посланный российским консулом в Сингапуре. На катере находился машинный квартирмейстер 1-й статьи В. Ф. Бабушкин с важнейшими документами.
Среди документов, доставленных В. Ф. Бабушкиным, оказались сведения о местонахождении 2-й эскадры: З. П. Рожественский ждал Н. И. Небогатова у берегов Аннама (Вьетнам). 23 апреля адмирал объявил по отряду, что соединение ожидается в бухте Камранг. В этот день, совпавший с тезоименитством императрицы, в кают-компании «Адмирала Ушакова» состоялся торжественный обед. Офицерам он запомнился праздничной обстановкой и приподнятым настроением. Во время обеда В. Н. Миклуха, вспомнив некоторые эпизоды из биографии Ф. Ф. Ушакова, вновь «подобревшего» на портрете, высказал полную уверенность, что корабль его при встрече с врагом останется достойным своего славного имени*. [* Дмитриев Н. Н. Указ. соч. С. 10—31.]
В соединении отряда со 2-й эскадрой немалую роль сыграла хорошая работа радиотелеграфа, на который потом дружно клеветали уцелевшие офицеры штаба З. П. Рожественского. Вечером 25 апреля с кораблей Н. И. Небогатова на горизонте обнаружили сигналы фонарями, но без быстроходных крейсеров не смогли проверить «авторства» этих сигналов (впоследствии выяснилось, что это были вспомогательные крейсера 2-й эскадры «Днепр» и «Кубань»). В ночь на 26 апреля радиотелеграфные станции броненосцев начали принимать сигналы с позывными крейсера 2 ранга «Изумруд», но сам крейсер на вызовы не отвечал. Утром посланный к берегу «Владимир Мономах» на дистанции свыше 50 миль установил радиосвязь с броненосцем «Князь Суворов», показал свое место и в ответ получил курс для встречи*. [* По показаниям офицеров, радиотелеграф «Императора Николая I» устойчиво обеспечивал связь на дистанциях 60—115 миль.]
Около 13 ч к всеобщему восторгу на горизонте показались дымы, а потом мачты и желтые трубы 2-й эскадры. В 15 ч в торжественной обстановке отряд присоединился к эскадре недалеко от пролива Куа-бе в 20 милях от бухты Ван-Фонг Позади небогатовского отряда осталось около 12 тыс. миль похода, пройденного в рекордное время — всего за 83 дня, при минимальном пользовании услугами портов. На этом пути только «Адмирал Ушаков» сжег более 2000 т угля. Заслуги Н. И. Небогатова в успехе казавшегося сомнительным предприятия ни в коей мере не умаляют достоинств других офицеров и матросов эскадры, показавших себя хорошими моряками.
Присоединение «отдельного отряда судов» повысило моральный дух эскадры, и, несомненно, увеличило ее боевую мощь. Начальник военно-морского отдела штаба 2-й эскадры капитан 2 ранга В. И. Семенов после Цусимской катастрофы рассматривал соединение сил российского флота как крупный успех и выгодный момент для заключения мира.
Даже суровый З. П. Рожественский, отрицавший пользу такого подкрепления до самого перехода к Аннаму и после Цусимской катастрофы, в приказе от 25 апреля 1905 г. писал: «С присоединением отряда силы эскадры не только уравнялись с неприятельскими, но и приобрели некоторый перевес в линейных боевых судах... Японцы беспредельно преданы престолу и родине, не сносят бесчестья и умирают героями. Но и мы клялись пред Престолом Всевышнего. Господь укрепил дух наш, помог одолеть тяготы похода, доселе беспримерного. Господь укрепит и десницу нашу, благословит исполнить завет государев и кровью смыть горький стыд Родины»*. [* Сборник приказов и циркуляров по 2-й эскадре флота Тихого океана за 1904—1905 гг. Владивосток. 1905. С. 609—610.]
Трудно не согласиться с адмиралом по поводу «духа», а вот «укрепление десницы» во многом зависело не только от Господа, но и от деятельности командующего и его штаба. К сожалению, эта деятельность была далека от совершенства. Командующий эскадрой 26 апреля принял Н. И. Небогатова на флагманском броненосце, но беседа их продолжалась не более 30 мин и содержала лишь доклад младшего флагмана о походе и взаимные поздравления.
Пропустив мимо ушей слова Н. И. Небогатова о его планах похода вокруг Японии, З. П. Рожественский ограничился указаниями о погрузке угля и спешной подготовке к выходу в море. Никакого обсуждения планов прорыва во Владивосток или возможного боя с японским флотом так и не состоялось. Н. И. Небогатов, назначенный начальником 3-го броненосного отряда*, съехал на «Император Николай I» в некотором недоумении. [* «Владимир Мономах» был включен в отряд крейсеров контр-адмирала О. А. Энквиста.] Следующая встреча адмиралов состоялась уже в японском госпитале.
З. П. Рожественский, единолично приняв решение о прорыве во Владивосток кратчайшим путем — через Корейский пролив, не счел необходимым собирать какой-либо военный совет для выработки тактического замысла. Не было на эскадре и общего приказа о подготовке к неизбежному бою, хотя подобный приказ, составленный С. О. Макаровым, командующий эскадрой впервые видел еще в 1895 г. на рейде Чифу.
Правда, на броненосцы 3-го отряда из штаба эскадры поступило объемистое собрание приказов и циркуляров. Но в их содержании среди отдельных тактических указаний ничего конкретного не просматривалось. Более того, некоторые положения в свете опыта войны и небогатовского обучения вызывали явное недоумение. Например, в приказе от 14 января 1905 г. говорилось: «На будущее время строжайше запрещаю, как на учении, так и в бою бросать 12" бомбы, не имея корректурных данных за 15 мин до выстрела». 21 марта командующий требовал: «Каждый комендор должен знать, куда легли снаряды последних выстрелов из соседних орудий и ждать соответствующей поправки прицела», а 26 апреля добавлял: «... не кидать снарядов впустую, а исправлять каждую наводку по получаемым результатам»*. [* Сборник приказов и циркуляров. С. 431, 558, 559, 609.]
Получив подобные «наставления» в духе тактики 90-х годов XIX в., командиры и офицеры отряда Н. И. Небогатова отметили также чрезмерное увлечение 2-й эскадры второстепенными вопросами боевой подготовки, вроде шлюпочных учений и траления мин. Сличение показаний дальномеров началось только на последнем переходе эскадры, когда штаб ее наскоро «подработал» и размножил инструкцию, составленную штабом Н. И. Небогатова.
Удалившись в небольшую бухточку Куа-бе у Ван-Фонга, броненосцы 3-го отряда с 27 по 30 апреля готовились к походу, перебирая механизмы, принимая небывалые запасы угля, воды и провизии. На каждом из броненосцев береговой обороны оказалось более 600 т угля, что в сочетании с дополнительной котельной водой довело осадку почти до 6,4 м при водоизмещении порядка 5400 т. Вступать в бой с такой перегрузкой становилось опасным. Кроме того, по примеру 2-й эскадры, все небогатовские корабли приобрели совершенно нелепую с тактической точки зрения окраску: в Куа-бе трубы покрасили в желтый цвет с черной каймой наверху, а мачты — в шаровый.
1 мая 2-я Тихоокеанская эскадра числом в 50 вымпелов оставила зеленые берега Аннама и, временами задерживаемая повреждениями машин на кораблях, направилась к Владивостоку. 5 мая в открытом море грузили уголь барказами с транспортов, на следующий день застопорили ход для ремонта машин «Апраксина» и для перегрузки угля на захваченный накануне английский пароход «Ольдгамия», шедший в Японию с военной контрабандой. По ночам эскадра шла с отличительными огнями и могла быть легко обнаружена. Топовые огни стали выключать лишь с 10 мая. В этот день состоялась последняя перед сражением погрузка угля, запас его на броненосцах береговой обороны довели до 550-560 т.
Одновременно по кораблям распространили приказ командующего эскадрой, начинавшийся словами: «Быть ежечасно готовыми к бою». Однако в приказе не оговаривался ни маршрут, ни тактический замысел прорыва. З. П. Рожественский ограничился указанием в бою «обходить своих поврежденных и отставших передних мателотов». При выходе из строя «Суворова» эскадру вел следующий за ним линейный корабль «Император Александр III», при его повреждении эту миссию принимал на себя «Бородино» и т. д. Но при этом они должны были руководствоваться сигналами «Суворова» до перенесения с него адмиральского флага. Задачу спасения флагманов с подбитых кораблей З. П. Рожественский поставил эскадренным миноносцам, лишив их этим возможности провести совместную атаку противника. Поставив целью «достижение Владивостока», командующий подчеркнул, что оно возможно только для «соединенных сил эскадры». Считая важным не растерять корабли в тумане, он, однако, не назначил рандеву на случай их возможного разлучения.
С такими «тактическими установками» эскадра и начала свой последний переход. При этом 3-й броненосный отряд по-прежнему замыкал походный порядок в строю фронта. Еще 29 апреля, получив из штаба командующего задачу прикрывать транспорты с тыла, Н. И. Небогатов отдал свой последний приказ № 156* о порядке маневрирования при встрече с неприятелем. [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3383 Л. 46.] Приказ предусматривал простейшие маневры, в основном по однофлажным сигналам, не принятым во всей 2-й эскадре.
11 апреля на броненосце «Ослябя» после длительной болезни скончался командующий 2-м броненосным отрядом Д. Г. Фелькерзам. Об этом условным сигналом уведомили только «Суворова». На мачте броненосца по-прежнему развевался контр-адмиральский флаг, но фактическое командование 2-м броненосным отрядом перешло к командиру корабля капитану 1 ранга В. И. Бэру. Н. И. Небогатов до окончания сражения так и не узнал, что с 11 мая стал первым заместителем командующего эскадрой.
12 мая в дождливую со шквалами погоду основная часть транспортов отделилась от эскадры и пошла в Шанхай. С транспортами ушли и вспомогательные крейсера «Днепр» и «Рион», на них и 'на ушедшие ранее «Кубань» и «Терек» З. П. Рожественский возложил задачу демонстративных действий в Желтом море и у берегов Японии.
13 мая после полудня З. П. Рожественский провел эволюции (маневры), единственные для эскадры в полном составе, т. е. с отрядом Н. И. Небогатова. Ни сам Н. И. Небогатов, ни его офицеры не смогли быстро привыкнуть к стилю командующего, поднимавшего одновременно до пяти сигналов каждому отряду, и поэтому далеко не сразу поняли, что требуется выстроить фронт броненосцев. Недовольный маневрами 3-го отряда З. П. Рожественский прервал эволюции на полпути и снова перевел эскадру в походный порядок. Перед маневрированием командующий, по обыкновению, не собрал флагманов и командиров для инструктажа, а после окончания — для разбора. Поэтому польза оказалась сомнительной. Такое вряд ли позволяли себе С. О. Макаров, B. П. Мессер или Н. И. Скрыдлов...
Между тем уже вечером 12 мая русские корабли перехватили первые японские радиопереговоры. 13 мая командир вспомогательного крейсера «Урал» попросил разрешения поставить им помехи своей радиостанцией, самой мощной на эскадре, но получил отказ. З. П. Рожественский вполне обоснованно предпочитал соблюдать полное радиомолчание. Командир «Адмирала Сенявина» C. И. Григорьев нарушил его без разрешения, позволив минному офицеру повторить в эфир услышанный японский позывной, на что якобы получил ответ «ясно вижу»*. [* Там же. Ф. 763. Оп. 1. Д. 289. Л. 2.] К счастью, эта вольность прошла незамеченной и для своих, и для японцев.
Японский соединенный флот тем временем находился в полной готовности к встрече нового и опасного противника. Под флагом его главнокомандующего адмирала X. Того в районе Корейского пролива сосредоточились значительные силы: четыре броненосца 1-го класса, восемь броненосных крейсеров, один старый броненосец, 15 бронепалубных крейсеров водоизмещением от 2700 до 5000т, три минных крейсера (авизо), 21 эсминец и 43 миноносца*. [* Описание военных действий на море (ОВД) в 1837—1838 гг. Мейдэи (в 1904—1905 гг.)/Пер. с японского яз. СПб., 1910. Т. 4. С. 14—20.] X. Того был хорошо осведомлен о составе русской эскадры, которая могла противопоставить ему восемь эскадренных броненосцев, три броненосца береговой обороны, три броненосных, пять бронепалубных крейсеров водоизмещением от 3100 до 6800 т, и всего девять эсминцев. Несмотря на очевидное превосходство в крейсерах и миноносцах, японский адмирал понимал, что судьба сражения будет решена в единоборстве главных сил, состоявших из броненосцев и броненосных крейсеров.
14 мая в 2 ч 45 мин самый удачливый из японских разведчиков, вспомогательный крейсер «Синано-мару», обнаружил в темноте три ярких огня, принадлежавших одному из госпитальных судов русской эскадры. Сближаясь с огнями, «Синано-мару» вскоре различил более 10 крупных кораблей и многочисленные дымы. Командир крейсера, капитан 1 ранга Нарукава, продолжая наблюдение на почтительном расстоянии, в 4 ч 25 мин дал радиограмму: «Противник в квадрате 203», а несколько позднее уточнил и курс русской эскадры. В 4 ч 46 мин адмирал X. Того на борту флагманского броненосца «Микаса» получил первое донесение, поразившее его редким совпадением: Высокую гору в Порт-Артуре, взятие которой решило судьбу русской 1-й Тихоокеанской эскадры, японцы называли «высота 203».
Донесения «Синано-мару» развеяли последние сомнения X. Того: русские шли в Корейский пролив. Сообщив в Токио о своем решении вступить в бой, японский главнокомандующий в 6 ч 15 мин вышел в море из района Мозампо с тремя боевыми отрядами и пятью отрядами истребителей. В составе 1-го боевого отряда в кильватер «Микасы» шли броненосцы «Сикисима», «Фудзи», «Асахи», броненосные крейсера «Касуга» и «Ниссин» (флаг вице-адмирала С. Мицу). 2-й боевой отряд вел вице-адмирал X. Ками-мура на броненосном крейсере «Идзумо», за которым следовали «Адзума», «Токива», «Якумо», «Асама» и «Ивате». На последнем развевался флаг контр-адмирала Хаяо Симамура, встретившего войну капитаном 1 ранга и начальником штаба Соединенного флота. Ученик и почитатель адмирала X. Того, X. Симамура возглавлял разработку оперативных замыслов своего патрона, в том числе планов внезапного нападения на русский флот без объявления войны, «закупорочных» операций в Порт-Артуре и др. Теперь он получил более самостоятельное назначение— младшим флагманом в отряд X. Камимуры.
В состав 4-го боевого отряда контр-адмирала С. Уриу входили бронепалубные крейсера «Нанива», «Такатихо», «Акаси» и «Цусима», пять отрядов истребителей объединяли 21 корабль, из которых четыре — с плавучими минами на борту. Малые миноносцы с трудом держались на волнении, зарываясь в воду, как подводные лодки, и X. Того отослал их до наступления ночи в залив Миура на островах Цусима. Сам он, обходя Цусиму с севера, направился к острову Окиносима, где рассчитывал встретить русскую эскадру. Далеко впереди главных сил на сближение с ней уже шли отдельные крейсера-разведчики, 3-й боевой отряд вице-адмирала С. Дева и 5-й боевой отряд вице-адмирала С. Катаока.
К 6 ч утра русская эскадра, сохраняя ночной походный строй, увеличила ход с 6 до 9 уз. Левую колонну больших кораблей вел «Император Николай I», за которым в кильватер держали «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин», «Адмирал Ушаков», крейсера «Олег» под флагом контр-адмирала О. А. Энк-виста, «Аврора», «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах». Контр-адмирал Н. И. Небогатов на мостике «Императора Николая I» давно понял, что командующий избрал кратчайший путь прорыва во Владивосток — через восточную часть Корейского пролива, которую русские называли проливом Крузенштерна, а японцы — Цусимским. Противник мог появиться с минуты на минуту, и уже не оставалось времени на военный совет для выработки тактического замысла предстоящего боя. Н. И. Небога-тову, как и другим начальникам отрядив и командирам кораблей, предстояло внимательно следить за сигналами флагманского броненосца «Князь Суворов», а в случае его выхода из строя следовать движениям головного.
После восхода солнца погода прояснялась, но горизонт оставался во мгле, видимость не превышала 6—7 миль. Свежеющий юго-западный ветер силой 3—4 балла развел волнение, сильно раскачивавшее эсминцы, но мало заметное на больших кораблях. Низкобортные броненосцы береговой обороны испытывали неудобства в неспокойном море: брызги воды попадали на стекла оптических прицелов, а качка снижала точность наводки орудий.
Утром 14 мая на кораблях типа «Адмирал Сенявин» оставалось еще по 440—446 т угля и примерно по 200 т пресной воды. Перегрузка по сравнению с нормальными запасами составляла не менее 370—380 т. Водоизмещение «Адмирала Сенявина» приближалось к 5050, «Адмирала Ушакова» — к 4975 и «Адмирала Апраксина» — к 4810 т. Броневой пояс первого корабля почти полностью ушел в воду (вспомним рассказ Э. Е. Гуляева о его неброненосном броненосце» «Гидра»), а на остальных возвышался над действительной ватерлинией на 9 и 24 см соответственно. С учетом фактического волнения это означало, что надводная часть борта полностью лишена защиты.
На «Императоре Николае I» имелось до 690 т угля и 150 т котельной воды. По мнению старшего офицера броненосца, его осадка превышала нормальную не менее чем на 1 фут (30,5 см), что соответствовало водоизмещению порядка 9850 т. Сложенный на палубе уголь успели израсходовать, но мешки с углем, как и на остальных кораблях отряда, использовались в качестве импровизированной противоосколочной защиты.
Вице-адмирал З. П. Рожественский не имел сведений о «Синано-мару», однако уже в 5 ч 00 мин радиостанция «Князя Суворова» перехватила переговоры японских кораблей, интенсивность которых стремительно нарастала. Можно было допустить, что усиление японских радиопереговоров еще не означало обнаружения эскадры, но сомнения на этот счет рассеялись в седьмом часу с появлением старого японского бронепалубного крейсера «Идзуми». Вынырнув из мглы, он пошел параллельным курсом в 60 кбт правее русских кораблей. До острова Цусима оставалось 40 миль.
Потеря оперативной внезапности делала бой неизбежным. На первый план выступала тактика, которая требовала развертывания эскадры в боевой порядок с выдвижением вперед быстроходных разведчиков для обнаружения броненосных сил противника и вскрытия особенностей их построения. Логичным было и отогнать японских разведчиков своими крейсерами, а также поставить помехи их радиопереговорам, т. е. затруднить адмиралу X. Того получение информации о боевом порядке эскадры.
Однако действия Рожественского в роковое утро 14 мая стали лишь закономерным следствием его пренебрежения тактическим замыслом сражения и пассивности, свойственной большинству флагманов и старших офицеров флота. В 7 .ч 00 мин командующий приказал разведывательному отряду занять место позади главных сил эскадры и прикрывать транспорты. Через 10 мин он выдвинул быстроходные «Жемчуг» и «Изумруд» на 4 румба вперед от траверзов «Князя Суворова» и «Императора Николая 1» для удаления с пути эскадры встречных пароходов и джонок. Их удаление от эскадры было явно недостаточным, чтобы упредить противника в обнаружении. Создается впечатление, что З. П. Рожественский, памятуя о печальной участи английских рыбаков на Доггер-банке, позаботился о судьбе японских.
На флагманском корабле не вспоминали и о постановке радиопомех, а в отношении «Идзуми» адмирал ограничился формальной угрозой, приказав броненосцам навести на него по одной башне главного калибра. Недисциплинированный капитан 1 ранга С. И. Григорьев на «Адмирале Сенявине» не проявил инициативы в использовании радиотелеграфа, и японцы без труда овладели эфиром, стягивая свои силы. В 9 ч 45 мин к эскадре подошел 5-й боевой отряд вице-адмирала С. Катаоки (броненосец «Тин-Эн», крейсера «Ицукусима», «Хасидате», «Мацусима» и из 6-го отряда — «Акицусима»), который лег на параллельный курс в дистанции 65—70 кбт. Японские корабли медленно обгоняли русские.
Наконец у З. П. Рожественского созрел план о перестроении в боевой порядок. По сигналу с «Суворова» 1-й и 2-й броненосные отряды увеличили ход до 11 уз и повернули «все вдруг» на 2 румба влево с целью обогнать и принять в кильватер отряд Н. И. Небогатова. Маневр шел крайне медленно и занял более часа. За это время с левого борта приблизился 3-й японский боевой отряд вице-адмирала С. Дева в составе крейсеров «Касаги», «Титосе», «Отова» и «Ниитака». Ранее С. Дева проскочил на юг и теперь догонял русскую эскадру. Сходящимися курсами противники вскоре сблизились до 40 кбт.
Опасаясь за транспорты, З. П. Рожественский решил усилить их защиту: по его сигналу «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» несколько отстали от своего отряда, а последний перешел на правую раковину эскадры. «Изумруд», эсминцы «Буйный» и «Бравый», обогнув голову своих главных сил, выстроились справа от них — в кильватер «Жемчугу», чтобы не мешать возможной стрельбе броненосцев. Между тем на русских кораблях шла жизнь по распорядку праздничной и одновременно боевой субботы. Команда «Адмирала Ушакова» была на ногах с 5 ч утра, после молебна иеромонах Иона окропил броненосец «святой водой». В 8 ч по окончании приборки, следуя примеру адмирала, наряду с обычным подняли стеньговые флаги. Подъем стеньговых флагов соответствовал и дню коронации императорской четы, и нахождению «в виду неприятеля». К 11 ч собрались обедать, но обед прервал сигнал боевой тревоги.
Тревогу пробили по команде с флагманского броненосца. Японские крейсера оказались под прицелом многочисленных орудий. На русских кораблях все ждали сигнала «открыть огонь», офицеры против своей воли удерживали комендоров*. [* Последние дни второй Тихоокеанской эскадры. СПб., 1906. С. 45.] Нарастающая напряженность разрядилась без приказа З. П. Рожественского: из левой средней 152-мм башни броненосца «Орел» комендор произвел случайный выстрел, принятый другими кораблями за долгожданный сигнал к открытию огня. Башней командовал артиллерийский кондуктор Владимир Панцырев, она была наведена на «Касаги» с прицелом 39 кбт. Вслед за «Орлом» огонь по японцам открыли «Ослябя», все три броненосца береговой обороны, «Дмитрий Донской» и даже «Князь Суворов». Орудия концевых броненосцев 2-го отряда молчали: между ними и противником все еще находились корабли Н. И. Небогатова.
Перестрелка с крейсерами утром 14 мая
«Адмирал Ушаков» стрелял из обеих башен главного калибра и 120-мм орудий левого борта фугасными снарядами. Не более чем за 5 мин русские корабли сделали до 35 выстрелов. Огонь эскадры носил неорганизованный характер, но «ввиду того, что снаряды неприятеля ложились хорошо»*, японский отряд, отвернув влево «все вдруг», поспешил увеличить дистанцию и почти скрылся в тумане. [* ОВД. Т. IV. С. 101.] Его не преследовали, сигналом «не бросать снарядов» З. П. Рожественский остановил стрельбу. «Касаги» и «Титосе» в ответ успели сделать несколько выстрелов из 203-мм орудий по «Суворову» — один из снарядов разорвался в воде в полукабельтове от левого борта броненосца. С «Адмирала Ушакова» и «Генерал-адмирала Апраксина» наблюдали разрыв снаряда, выпущенного из носовой башни «Адмирала Сенявина», между трубами «Титосе», но японские источники утверждают, что попаданий в их корабли не было.
З. П. Рожественский отказался от атаки подставленных под удар отрядов противника, считая это «побочным предприятием» и не желая оказаться вовлеченным в погоню в сторону возможного нахождения главных сил японского флота. Рискованное выдвижение вперед японцами слабых крейсерских сил, включавших и устаревшие тихоходные корабли, прошло безнаказанно.
Временное затишье на русских кораблях использовали, чтобы накормить команду обедом. Свободные от вахты офицеры и матросы «Адмирала Ушакова» выстроились на шканцах, куда баталер вскоре вынес вино для раздачи положенной казенной чарки. В. Н. Миклуха поздравил команду с праздником и, по воспоминаниям Н. Н. Дмитриева, сказал: «Помни ж, братцы, что я на вас надеюсь и уверен, что каждый из вас исполнит честно свой долг»*. [* Дмитриев Н. Н. Указ. соч. С. 30—31.] В ответ прозвучало бодрое «рады стараться!». Перестрелка и отступление японцев вызвали подъем боевого духа. Собравшиеся вокруг баталера матросы с восторгом слушали рассказ сигнальщика Петра Васильева о пожаре на крейсере противника. На других кораблях тоже царило оживление, мало кто воспользовался положенным отдыхом: все ждали продолжения боя. И оно не замедлило последовать.
В 12 ч 00 мин в середине восточной части Корейского пролива «Князь Суворов», а за ним и вся эскадра повернули на курс норд-ост 23° — во Владивосток. Строй главных сил к этому времени представлял собой длинную — более 4 миль — кильватерную колонну из 14 кораблей трех броненосных отрядов, «Олега» и «Авроры». Через 20 мин З. П. Рожественский попытался выстроить строй фронта из 12 броненосцев, но в самом начале маневра отказался от его завершения: во мгле снова показались японские крейсера-разведчики, которым командующий не хотел «преждевременно показывать» перестроение. В результате сильнейший в эскадре 1-й броненосный отряд двумя последовательными поворотами выстроился в кильватерную колонну несколько впереди и в 12—15 кбт правее 2-го и 3-го отрядов. Теперь командир «Осляби» капитан 1 ранга В. И. Бэр под флагом покойного адмирала вел за собой двух живых адмиралов — Н. И. Небогатова и О. А. Энквиста.
Смысл маневра и «достоинства» нового боевого порядка остались загадкой для большинства командиров. Построение всех броненосцев в строй фронта угрожало опасностью быстрого охвата любого фланга противником, поэтому жалеть о его отмене не приходится. Но и две кильватерные колонны, построенные «уступом вправо», имели смысл только при стремлении к раздельному маневрированию отрядов, основанному на достоверной информации о боевом порядке и местонахождении неприятеля. Такой информации З. П. Рожественский не имел, поэтому внезапное появление японского флота могло привести к разгрому броненосных отрядов по частям.
О такой опасности командующий подумал только в 13ч 15 мин, когда «Сисой Великий» сигналом доложил об обнаружении главных сил противника, пересекавших курс эскадры справа налево на расстоянии около 60 кбт. Вскоре броненосцы X. Того и крейсера X. Камимуры, плохо заметные во мгле благодаря серо-оливковой окраске, увидели и с мостика «Князя Суворова». На фоне хмурого неба четко просматривались только огромные красно-белые стеньговые флаги японцев с изображением Восходящего солнца. Японский главнокомандующий, уточнив боевой порядок противника, о котором он ранее не имел подробных сведений*, решил напасть на более слабые корабли левой колонны русской эскадры. [* Wilson X. В. Battleships in Action. London, 1918. Vol. 1. P. 243]
Замысел X. Того З. П. Рожественский разгадал, но располагал крайне ограниченным временем для принятия контрмер. В 13 ч 25 мин по сигналу с «Князя Суворова» 1-й отряд, увеличив скорость до 11 уз, отклонился влево, чтобы принять в кильватер «Ослябю». Двенадцати броненосным кораблям японцев командующий эскадрой решил противопоставить свои 12 броненосцев в одной кильватерной колонне. Предвидя бой левым бортом, он дважды приказал транспортам и крейсерам «держать правее». В 13 ч 30 мин крейсера легли на курс норд-ост 50°. «Адмирал Ушаков» оказался замыкающим боевой порядок главных сил.
К 13 ч 40 мин 1-й и 2-й боевые отряды японцев пересекли курс русских, их головной корабль «Микаса» находился на 4 румба впереди левого траверза «Князя Суворова». Не желая расходиться контркурсами, что привело бы к кратковременному бою без решительных результатов, адмирал X. Того собрался повернуть на параллельный курс и нанести удар по головным кораблям. На подобный случай японским флотом был хорошо отработан поворот «все вдруг», после которого концевой корабль с младшим флагманом на борту становился во главе колонны. Однако, увидев, что в голову русской эскадры выдвигаются четыре сильных корабля типа «Бородино», X. Того не решился противопоставить им свои броненосные крейсера*. [* Westwood J. N. Witnesses of Tsushima. Tokyo, Tallahassee, 1970. P, 178—179.] Поэтому он избрал последовательный поворот, сознательно рискуя вводить в бой свои корабли по частям в целях сохранения выгодной позиции на носовых курсовых углах противника. В 13 ч 45 мин с дистанции всего 40 кбт от «Князя Суворова» «Микаса» начал поворот влево на курс норд-ост 67°, Следуя своему адмиралу, за ним практически в одной точке поворачивали остальные броненосцы и крейсера 1-го боевого отряда. Они на время даже заслонили от русских крейсера X. Камимуры, шедшие позади и несколько правее своих броненосцев. «Асама» и «Ивате» могли открыть огонь не ранее, чем через 15 мин после поворота «Микаса».
В такой обстановке русским было выгодно атаковать противника, используя высокую скорость для быстрого сближения со сдвоенной японской колонной на дистанцию эффективного применения бронебойных снарядов. Но З. П, Рожественский, упорно придерживаясь пассивного образа действий, лишь приказал открыть огонь по японскому флагманскому кораблю. В 13 ч 49 мин, когда «Микаса» или «Сикисима» уже лежали на новом курсе, «Князь Суворов» начал пристрелку из левой носовой 152-мм башни лейтенанта Б. А. Данчича. Первый же снаряд, выпущенный с прицелом 32 кбт, упал всего в 20 м от кормы «Микаса». Вслед за «Суворовым» открыли огонь и другие русские корабли, грохот тяжелых орудий нарушил тревожную тишину.
Цусимское сражение: а — начало дневного боя 14 мая. Обозначения как на предыдущем рисунке
Одновременно с началом пристрелки русский флагманский броненосец лег на курс норд-ост 23° и уменьшил ход до 9 уз, подняв сигнал: «2 броненосному отряду вступить в кильватер 1 отряду броненосцев»*. [* Заключение следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя, С. 34.] З. П. Рожественский и после сражения считал, что поставил эскадру в выгодные условия для нанесения первого удара: в течение 10 мин все 12 кораблей колонны якобы могли держать под огнем «точку поворота» японской боевой линии на дистанциях всего 32 -42,5 кбт.
На самом деле, даже с мостика «Суворова» было видно, что «Ослябя» еще находится правее створа его мачт: маневр перестроения был далек от завершения. «Орел» не успел обогнать «Ослябю» и оставался на его правом траверзе. Чтобы пропустить «Орла», флагманский корабль 2-го отряда уменьшил, а потом и застопорил ход, повернув вправо и подставив противнику свой высокий борт. Следующие за «Ослябей» мателоты уменьшали ход, отворачивая вправо и влево во избежание столкновений. В русской боевой линии возникло замешательство, отмеченное также и противником. Все это усугублялось крайне невыгодным — острым — курсовым углом головы японского строя, находившейся в дистанции 50—55 кбт от броненосцев 3-го отряда.
Тем не менее броненосцы береговой обороны открыли огонь сразу вслед за «Суворовым». «Генерал-адмирал Апраксин» с дистанции 56 кбт попробовал стрелять по «Микаса», но вскоре его старший артиллерист лейтенант Г. Н. Таубе с разрешения командира перенес огонь на «Ниссин». «Адмирал Сенявин» (старший артиллерист—лейтенант П. И. Белавенец) сосредоточил огонь по «Касуге» или «Ниссину» с прицелом на 48 кбт. Бесстрашный лейтенант М. С. Рощаковский с биноклем в руках корректировал огонь с крыши своей носовой башни. «Адмирал Ушаков» по решению командира В. Н. Миклухи тоже стрелял по «Ниссину» и «Касуге», отличавшимся от других японских кораблей далеко разнесенными дымовыми трубами с мачтой посередине.
Старший артиллерийский офицер «Ушакова» лейтенант Н. Н. Дмитриев оставался на мостике, избегая тесноты в боевой рубке. Телефон с начала боя вышел из строя, а пользоваться переговорными трубами мешал грохот орудий. Поэтому Н. Н. Дмитриев передавал приказания в носовую башню голосом лично, а в кормовую — через ординарца комендора Ивана Чернова, который весь бой «с полнейшим самообладанием и невозмутимостью» бегал по открытым мостику и спардеку*. [* Дмитриев Н. Н. Указ. соч. С. 57.]
Капитан 1 ранга В. Н. Миклуха разрешил старшему артиллеристу пользоваться исключительно носовой дальномерной станцией, расположенной на фор-марсе: показания кормового дальномера не внушали доверия. Н. Н. Дмитриев приказал дальномерным офицерам — мичманам Я. В. Синягину и А. А. Транзе — чередоваться, но они поспорили за честь находиться под огнем и оба остались у дальномера. Носовой башней «Ушакова» в бою командовал лейтенант Д. Д. Тыртов, кормовой — младший артиллерийский офицер лейтенант А. П. Гезехус, 120-мм батареей левого борта - мичман И. А. Дитлов, такой же батареей правого борта — мичман В. В. Голубев. Прислуга малокалиберной артиллерии по «короткой тревоге» скрылась во внутренних помещениях, и только у грот-мачты, охраняя Андреевский флаг, застыл часовой — квартирмейстер Василий Прокопович.
Броненосцы береговой обороны долго оставались вне обстрела противником. Поочередно открывая огонь вслед за «Микаса», начавшим пристрелку по «Суворову» в 13 ч 52 мин, большинство японских кораблей сосредоточили его на флагманском корабле эскадры и на «Ослябе». Два концевых крейсера X. Камимуры - «Асама» и «Ивате» после поворота стреляли по «Императору Николаю I», который к этому времени энергично отвечал им из всех крупных и средних орудий.
Дело в том, что в момент завязки боя корабли противника оказались вне досягаемости пушек ветерана эскадры. Лишь через 5 мин, когда дистанция сократилась до 48 кбт, Н. И. Небогатов, расхаживая по верхнему носовому мостику броненосца, приказал «бить в кучу». Старший артиллерист «Императора Николая I» лейтенант А. А. Пеликан открыл огонь по «петле», описываемой японскими кораблями, а потом перенес его на концевые броненосные крейсеры 2-го боевого отряда.
Возможно, что выпущенный именно с «Императора Николая I»* 305-мм снаряд в 14 ч 09 мин поразил броненосный крейсер «Асама». [* Bush N. F. The Emperor's Sword. Japan vs. Russia in the Battle of Tsushima. New York, 1969. P. 161] Взорвавшись в каюте командира по правому борту, он вызвал сильное сотрясение, которое вывело из действия рулевой привод. Руль в это время был положен «лево на борт», и крейсер выкатился из линии. Исправление повреждения заняло всего 6 мин, но отряд X. Камимуры успел скрыться во мгле*. [* Campbell N. J. M. The Battle of Tsushima. War ship, 1985. P. 130, 263.] Командир «Асамы» капитан 1 ранга Рокуро Ясиро бросился догонять своего флагмана, однако его корабль к этому времени с трудом развил 19 уз, да и плохая видимость затрудняла правильную оценку обстановки. Поэтому X. Того и X. Камимура пока остались с 11 кораблями против 12 русских.
К сожалению, развить этот частный успех русские оказались не в состоянии. Обстрелянный вначале довольно точным, но неорганизованным огнем четырех или пяти головных броненосцев 2-й Тихоокеанской эскадры, «Микаса» за первые 17 мин боя получил 19 попаданий, из них пять 305-мм снарядами. Но их оказалось недостаточно, чтобы вывести из строя 15000-тонный корабль. Между тем «Микаса», быстро продвигаясь вперед, вышел из угла обстрела кормовых башен «Бородино», «Орла» и «Осляби», точность огня последнего, как и флагманского броненосца «Князь Суворов», заметно снизилась под градом японских снарядов. Три других японских линейных корабля—«Сикисима», «Фудзи» и «Асахи» — оставались необстрелянными, что позволило им стрелять, как в полигонных условиях.
За 20 мин боя «Сикисима» вместе с броненосными крейсерами, из которых многие также стреляли до этого в выгодных условиях, нанес гибельные повреждения «Ослябе», постепенно уходившему носом в воду. «Микаса», «Фудзи» и «Асахи» к этому времени подожгли «Князя Суворова», получившего не менее 20 попаданий, и обстреляли «Императора Александра III».
Около 14 ч 25 мин горящие «Ослябя» и «Князь Суворов» вышли из строя вправо и больше в него не вернулись. С выходом из строя флагманских кораблей эскадра фактически лишилась управления, потому что все флагманы и командиры привыкли ждать указаний от самого З. П. Рожественского. Напрасно командиры «Александра» и «Бородино» (с 14 ч 50 мин), выполняя известный приказ от 10 мая о преемственности лидирования строя, пытались дождаться от «Суворова» каких-либо сигналов. В своих попытках вывести эскадру на курс норд-ост 23° и прикрыть флагманский корабль они только подставлялись под сосредоточенный огонь раздельно маневрировавших отрядов X. Того и X. Камимуры. Японцам удалось обстрелять русские головные корабли с дистанций 13—17 кбт и нанести им тяжелые повреждения, заставив отклониться к югу.
Около 14 ч 50 мин «Ослябя» погиб, перевернувшись на траверзе 3-го броненосного отряда, в 5—6 кбт от «Адмирала Ушакова». Лейтенант Н. Н. Дмитриев на левом крыле мостика на мгновение обернулся: 13000-тонный исполин лежал на левом борту, по его корпусу, как муравьи, ползли люди. Из 120-мм батареи мичман И. А. Дитлов, только что обрадованный докладом артиллерийского квартирмейстера Степана Горбунова о гибели японского корабля, вышел на минуту на шканцы и был поражен, узнав от Л. Ф. Джелепова о катастрофе «Осляби». Сам «Адмирал Ушаков», замыкавший колонну, еще не получил ни одного попадания. Другие броненосцы береговой обороны тоже совершенно не пострадали.
В «Императора Николая I» первый 152-мм снаряд попал спустя более чем 20 мин после начала боя, сделав пробоину в небронированном борту под левой носовой 152-мм пушкой. Но японцы не успели «засыпать» броненосец снарядами. Как только его стали заливать всплески воды от близких разрывов, Н. И. Небогатов скомандовал уклониться поворотами и сбить пристрелку противнику. Так же поступали и командиры японских кораблей после первых попаданий.
Некоторые офицеры удивлялись, почему Н. И. Небогатов на первом этапе дневного боя не перестроил отряд пеленгом влево для улучшения стрельбы по уходившим вперед крейсерам X. Камимуры. Однако во 2-й эскадре подобная самостоятельность подчиненных не поощрялась, а З. П. Рожественский, вступая в бой, приказал сохранять строй кильватера. Н. И. Небогатов, да и большинство командиров, чувствовали себя рабами сигналов и письменных приказов командующего.
Главные цели броненосцев береговой обороны — «Ниссин» и «Касуга» — были повреждены еще до выхода из строя русских флагманских кораблей. В 14 ч 14 мин «Касуга» получил первое попадание снарядом крупного калибра. Спустя 7 мин разрыв такого же снаряда, попавшего в правое 203-мм орудие носовой башни «Ниссина», оторвал ему ствол и на некоторое время заставил замолчать всю башню. Но серьезно эти крейсера, имевшие сравнительно слабое (152-мм), хотя и полное бронирование, не пострадали: продвигаясь вперед, они вскоре вышли из углов обстрела кораблей Н. И. Небогатова.
Вскоре после 15 ч «Бородино», склонившись к югу, на время вышел из-под огня броненосцев X. Того и крейсеров X. Камимуры, которые во мгле и дыму разошлись контркурсами с поредевшей русской колонной. К этому времени «Асама» успел пристроиться к идущим в обратном порядке кораблям X. Того, заняв место впереди «Ниссина». «Сисой Великий», заливаемый водой через пробоину в носовой части, растягивал линию строя. В большой промежуток между ним и «Орлом» вступил справившийся с повреждениями «Император Александр III».
В 15 ч 15 мин командир «Бородино» капитан 1 ранга П. И. Серебренников, выполняя приказ адмирала, вновь повернул на север — к Владивостоку. Н. И. Небогатов, не зная о судьбе З. П. Рожественского и считая Д. Г, Фелькерзама снятым с «Осляби» на миноносец, последовал движению головного. Правда, отставание броненосцев 2-го отряда вызвало его раздражение и привело к решению выйти вперед. Еще до боя он семафором предупредил «Адмирала Нахимова»: «если будете отставать, обгоню Вас и заступлю Ваше место». «Император Николай I» увеличил ход и отклонился влево, собираясь обойти и принять в кильватер лишенные флагмана корабли.
Не успел он выполнить свое намерение, как около 15 ч 40 мин слева из мглы показались оба японских броненосных отряда, и бой снова закипел по всей линии. «Сисой Великий», пораженный 203-мм снарядом, с пожаром патронов в батарее вышел из строя. «Император Николай I», занявший его место, вскоре тоже получил два попадания. Но главными целями японцев стали три головных броненосца — «Бородино», «Орел» и «Император Александр III». X. Того и X. Камимура снова быстро выходили вперед, охватывая голову русской колонны и уменьшая дистанцию с 35 до 20 кбт.
Между колоннами главных сил оказался подбитый «Князь Суворов», получивший новые тяжелые повреждения. Один из комендоров 120-мм батареи «Адмирала Ушакова» растерялся, громко обратив внимание окружающих на пожар флагманского корабля. «Это дым от выстрелов», — пояснил артиллерийский кондуктор А. Н. Шутов, а потом добавил: «Молчи, дурак», и, дернув паникера за рукав, вернул его к исполнению обязанностей*. [* Дитлов И. А, Указ. соч. С. 493.]
В этой фазе боя на японском броненосце «Сикисима» преждевременный взрыв собственного снаряда разрушил правое носовое 305-мм орудие. «Микаса» и «Ниссин» получили по одному попаданию крупными снарядами, осколок разрыва последнего о носовую башню ранил в боевой рубке вице-адмирала С. Мицу. Трое других японских флагманов — X. Того, X. Камимура и X. Симамура — все сражение провели на прикрытых матросскими койками верхних мостиках и остались невредимыми. По странному стечению обстоятельств З. П. Рожественский тоже получил тяжелое ранение именно в боевой рубке, в то время, как Н. И. Небогатов избежал осколков на мостике «Императора Николая I».
Японцы стреляли более метко и эффективно. В то время, как русские артиллеристы с трудом различали всплески падений своих снарядов и, зачастую, стреляли «на глаз» или по дальномеру, японские накрывали цели залпами, с хорошо заметными столбами разрывов. Переходя на поражение, они увеличивали темп стрельбы, добиваясь нескольких попаданий подряд. «Когда я очутился под неприятельским огнем у Цусимы»,— вспоминал М. С. Рощаковский,— «я не узнал неприятеля, ибо огонь японцев был удивительно хорош»*. [* Русско-японская война. Действия флота. Документы. Отд. IV. Кн. 3. Вып. I. С. 152.] По его мнению, 2-я Тихоокеанская эскадра стреляла не хуже Артурской, но противник с 1904 г. ушел далеко вперед, а с нашей стороны «неумение стрелять» отдало в его руки победу.
В получасовом ожесточенном бою «Бородино» и «Орел» получили тяжелые повреждения, П. И. Серебренников был ранен, командование кораблем и эскадрой фактически перешло к старшему офицеру броненосца капитану 2 ранга Д. С. Макарову. «Бородино» был вынужден вновь повернуть на юг и вскоре после 16 ч 30 мин приблизился к месту, где японские крейсерские отряды теснили русские крейсера, перемешавшиеся со своими транспортами. Боевой порядок русских броненосцев к этому времени совершенно расстроился: «Бородино» и «Орел» вышли вперед, оставив позади отряд Н. И. Небогатова и шедшие разными курсами броненосцы 2-го отряда.
Желая поддержать своих, «Бородино» вошел в промежуток между сражавшимися крейсерскими отрядами. Н. И. Небогатов последовал за ним, и 3-й отряд, открыв огонь по японским бронепалубным крейсерам, оказался в самом центре сражения. Обстановка усугубилась подходом с севера пяти броненосных крейсеров X. Камимуры, вставшего на защиту бросившихся наутек после первых же попаданий своих «младших братьев».
Из-за крайне запутанного маневрирования противников сейчас трудно восстановить полную картину этого боя. Броненосцы 3-го отряда в строю, очевидно, близком к строю пеленга влево, обстреляли крейсера вице-адмирала С. Дева и контр-адмирала С. Уриу. В 16 ч 41 мин флагманский корабль последнего «Нанива» (3600 т) вышел из строя, получив пробоину у ватерлинии. Через 8 мин снаряд калибром не менее 254-мм пробил на глубине 3,6 м угольную яму «Касаги» (5000 т) и вызвал затопление котельного отделения. С, Дева был вынужден оставить поле сражения и с помощью «Титосе» отконвоировать поврежденный крейсер к берегам Японии. «Касаги» стал единственным японским кораблем, вышедшим из строя до конца Цусимского сражения.
Огонь крейсеров X. Камимуры по скоплению русских кораблей и транспортов тоже оказался довольно эффективным. «Адмирал Ушаков», обходя вышедшего из строя «Императора Александра 111», пытавшегося подать какой-то сигнал распушенными по борту флагами, получил попадание 203-мм снарядом в правый борт у 15-го шпангоута близ ватерлинии*. [* Л. Ф. Джилепов считал, что снаряд был калибром 254---305 мм, но броненосцы X. Того с такими орудиями в это время находились вне видимости] Взрывом его убило хозяина трюмных отсеков Ф. Мурзенко, его подручного П. Матвейчева и еще двоих матросов. Четверо были ранены, из них боцман Г. Мит-рюков сразу после перевязки вернулся в строй. Пробоину удалось временно заделать изнутри деревом и матросскими койками, а спущенную в канатный ящик воду трюмный механик Л. Ф. Джелепов откачал турбинами за борт.
Второй снаряд проделал дыру диаметром около 90 см на уровне ватерлинии в носовом гальюнном отделении. На ходу корабля при волнении и стрельбе носовой башни подвести пластырь оказалось невозможным. Пришлось задраить водонепроницаемую переборку на 10-м шпангоуте в жилой палубе, и форпик заполнился водой. Броненосец сел носом, потерял до 4 уз хода и стал плохо слушаться руля.
Несколько позднее третий снаряд сделал вмятину в броне кормовой башни. Осколки этих и других снарядов изрешетили шлюпки и дымовые трубы. Один из них срезал гафель на грот-мачте броненосца, на котором развевался Андреевский флаг. Бесстрашный квартирмейстер Василий Прокопович, стоявший на открытом месте часовым у флага, немедленно перенес его на правый нок грота-рея.
Примерно в это же время получил два попадания и «Генерал-адмирал Апраксин», но они не причинили ему серьезных повреждений. Один из снарядов (203-мм) поразил кормовую одно-орудийную башню недалеко от амбразуры, несколько перекосив ее и повредив край крыши. Командир башни лейтенант С. Л. Трухачев был контужен, но башня продолжала стрелять. Условия для меткой стрельбы на русских кораблях оставляли желать лучшего — они вели огонь на циркуляциях при частом изменении хода от 8 до 12 уз. Мгла и дым от пожаров затрудняли и оценку обстановки: на «Ушакове», например, путали «Князя Суворова» и «Императора Александра III».
Около 17 ч русская эскадра, следуя капитану 2 ранга Д. С. Макарову на «Бородино», постепенно склонившись вправо, вновь повернула почти на норд — к Владивостоку. Через полчаса X. Камимура, лишенный поддержки броненосцев X. Того, счел благоразумным прекратить погоню и, выйдя из боя, затерялся в тумане. Навсегда оставив позади подбитого «Князя Суворова», к 17 ч 40 мин эскадра выстроилась на северном курсе в боевой порядок из нескольких кильватерных колонн.
Головным шел «Бородино», в кильватер которому держался только «Орел». Значительно левее и отстав от них шел «Император Александр III», который, по наблюдениям с других кораблей, имел крен и управлялся с трудом. За «Императором Александром III» Н. И. Небогатов вел 3-й броненосный отряд. Еще в 17 ч он поднял сигнал: «Курс норд-ост 23°», который репетовали только броненосцы береговой обороны. Адмирал к этому времени сам командовал «Императором Николаем I». Разрывом попавшего в ствол левого 305-мм орудия снаряда (203-мм) был убит башенный командир лейтенант К. Р. Мирбах и ранен командир корабля В. В. Смирнов, не вернувшийся в рубку после перевязки.
Левее и позади колонны 3-го броненосного отряда друг за другом следовали «Наварин», «Сисой Великий», справившийся с пожаром в батарее, и «Адмирал Нахимов». Крейсера «Олег», «Аврора», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Светлана», «Алмаз» и «Жемчуг» образовали подобие строя кильватера на левом траверзе броненосцев, там же в беспорядке держались «Изумруд», эсминцы и часть транспортов.
В таком боевом порядке эскадра и вступила в бой: в 17 ч 42 мин на правой раковине из мглы вынырнули броненосцы X. Того, которые с дистанции около 35 кбт открыли огонь по «Бородино». Заходящее солнце некоторое время слепило японских комендоров, мешая им пристреляться. Но вскоре стрельба противника стала вновь точной: «Бородино», а временами и «Орел» скрывались за стеной разрывов начиненных шимозой японских снарядов. С 18 ч 30 мин к броненосцам X. Того присоединились и крейсера X. Камимура, обстрелявшие концевые русские корабли медленным огнем с дистанций 40—50 кбт.
Около 18 ч эскадру догнал эсминец «Буйный», командир которого капитан 2 ранга Н. Н. Коломейцев под огнем противника подошел к «Князю Суворову» и снял с него раненого командующего эскадрой вместе с частью штаба и несколькими матросами. Выполняя волю З. П. Рожественского, к «Императору Николаю I» направили эсминец «Безупречный» для сообщения о передаче командования Н. И. Небогатову с приказанием следовать во Владивосток. Сигнал, поднятый на «Безупречном», правильно поняли лишь на «Адмирале Ушакове», а на других кораблях разобрали с искажениями либо вообще не обратили на него внимания. На «Император Николай I» голосом и семафором было передано: «Адмирал приказал Вам идти во Владивосток». Старший флаг-офицер лейтенант И. М. Сергеев доложил об этом Н. И. Небогатову, который, таким образом, получил подтверждение правильности своего сигнала о курсе: «Слава богу, я хорошо распорядился»,— заметил он*. [* Русско-японская война. Действия флота. Документы, Отд. IV. Кн. 3. Вып. 4. С. 230.]
Однако Николай Иванович, полагая, что командующий сохранил управление за собой, не торопился принимать самостоятельных решений. Эскадру продолжал вести «Бородино», вместе с «Орлом» разделявший основную тяжесть боя с противником. Около 18 ч «Император Александр III», заливаемый водой через большие пробоины в носовой части, с креном вышел из строя. Пытаясь вступить в кильватер «Адмиралу Сенявину», он вскоре попал под огонь крейсеров X. Камимуры, оказавшийся для него гибельным. Некоторое время «Император Александр III» с сильным пожаром на рострах еще держался на курсе позади и правее «Адмирала Ушакова». На мостике и на подбойном борту были видны люди, сигнальщик семафорил: «Терплю бедствие», но уцелевшие орудия продолжали стрельбу.
В. Н. Миклуха, который в 16 ч, обгоняя поврежденный «Наварин», прикрыл его бортом своего корабля и поддержал огнем, и на сей раз приказал старшему артиллеристу обстрелять японские крейсера. Н. Н. Дмитриев перенес на «Идзумо» огонь кормовой башни, стрелявшей на предельном угле возвышения. Но снаряды не долетали до цели, хотя до неприятеля было около 60 кбт. Очевидно, уже в это время 254-мм установки начали «сдавать», что обернулось недолетами и на второй день сражения.
На «Адмирале Ушакове» думали, что гибнет «Бородино». Матросы в нестрелявшей 120-мм батарее столпились у открытого порта, многие шептали: «Господи, помоги им». В это время (около 18 ч 40 мин) «Император Александр III» с нарастающим креном стал склоняться влево — прямо в борт «Адмирала Ушакова». Увеличив ход, В. Н. Миклуха уклонился и пропустил его за кормой, Через несколько секунд 14000-тонный «Император Александр III» перевернулся вверх килем. Некоторое время его днище, последнее прибежище немногих уцелевших моряков, еще виднелось на поверхности в 4—6 кбт от броненосцев 3-го отряда. В 18 ч 50 мин и оно скрылось под водой. Крейсер «Изумруд», пытавшийся оказать помощь оставшимся в воде людям, был отогнан огнем японских броненосных крейсеров. Все 865 человек, находившиеся на борту «Императора Александра III», разделили судьбу своего корабля.
Через 20 мин от взрыва кормовых погребов боезапаса перевернулся и погиб «Бородино». Гибель этого героического броненосца, памятника самому кровопролитному сражению XIX в, завершила и самое тяжелое поражение в истории российского флота. Уверенный в победе адмирал X. Того уступил поле сражения многочисленным отрядам истребителей и миноносцев, которые с трех сторон окружали остатки 2-й Тихоокеанской эскадры. 1-й и 2-й японские боевые отряды направились в назначенную главнокомандующим точку рандеву у острова Дажелет.
Гибель «Императора Александра III» и «Бородино» ошеломила моряков уцелевших русских кораблей. Для большинства офицеров, хотя и не располагавших полным знанием обстановки, стало очевидным полное поражение эскадры. Это обстоятельство отрицательно сказалось на последующих решениях флагманов и многих командиров. Положение усугублялось неясностью с преемственностью командования, отсутствием назначенного места для сбора эскадры на следующий день и минными атаками японских миноносцев в кромешной темноте южной ночи.
Обходя днище погибающего «Бородино», «Орел» отклонился влево, выходя на курс «Императора Николая I». Здесь Н. И. Небогатов, наконец, решился возглавить боевой порядок и обогнал «Орел», вставший ему в кильватер. Возможно, в это время «Адмирал Ушаков» обошел своих собратьев из 3-го броненосного отряда и занял место вслед за «Орлом». На горизонте впереди и справа по курсу виднелись японские миноносцы. Уклоняясь от них, флагманский броненосец, не поднимая сигналов, повернул влево — в юго-западном направлении. Его примеру в беспорядке последовали остальные корабли.
Главный удар противника пришелся по пяти наиболее сильным русским броненосцам. 3-й броненосный отряд, имевший значительную огневую мощь и сам стрелявший довольно интенсивно (табл. 21), пострадал сравнительно мало. Наибольшие повреждения получили «Император Николай I», лишившийся 305-мм орудия, и «Адмирал Ушаков», на котором было затоплено носовое отделение. Снижение скорости до 10 уз и ухудшение маневренности серьезно ослабило боеспособность этого броненосца. На японских кораблях повреждения распределились более равномерно (табл. 22). Из японских кораблей серьезно пострадал лишь «Асама», получивший подводную пробоину в кормовой части. Поступление воды заставило его застопорить ход в ночь на 15 мая, но корабль, исправив повреждения, вернулся в строй. Затопленные отсеки оказались и на «Ивате», а на «Адзума» были подбиты 203-мм и 152-мм орудия. В целом пять из шести японских броненосных крейсеров сохранили боеспособность и достаточное количество снарядов для продолжения боя. По разным источникам на каждом крейсере боекомплект составлял от 320 до 440 203-мм снарядов, часть их хранилась прямо в башнях главного калибра.
|
Корабли, отряды |
Продолжительность стрельбы |
Орудия в бортовом залпе/Выпущено снарядов |
|||||
|
305-мм |
229 и 254-мм |
203-мм |
152-мм |
120-мм |
76-мм |
||
|
«Император Николай I» |
Около 4 ч |
2 / 90 |
2 / 261 |
— |
5 / 1064 |
— |
— |
|
«Генерал-адмирал Апраксин» |
То же |
— |
3 / 130 |
— |
— |
2 / 460 |
|
|
«Адмирал Сенявин» |
» » |
— |
4 / 170 |
— |
— |
2 / 390 |
— |
|
«Адмирал Ушаков» |
» » |
— |
4 / 200 |
— |
— |
2 / 400 |
— |
|
Всего 3-й отряд |
» » |
2 / 90 |
13 / 761 |
— |
5 / 1064 |
6 / 1250 |
— |
|
2-й боевой отряд X. Камимуры (6 броненосных крейсеров) |
Около 3ч 20 мин |
|
|
24 / 915 |
40 / 3716 |
|
36 / 3480 |
|
Примечание. Для броненосцев береговой обороны указано примерное количество выстрелов, подсчитанное на основании боевых донесений и показаний в следственной комиссии. |
|||||||
|
Корабли, отряды |
Получено попаданий, калибр снарядов, мм |
Потери в личном составе, чел. |
||||||
|
305—254 |
229—203 |
152—120 |
76,75 и др. |
Всего |
Убито |
Ранено |
Всего |
|
|
«Император Николай I» |
— |
2 |
4 |
1 |
7 |
5 |
35 |
40 |
|
«Генерал-адмирал Апраксин» |
— |
1 |
— |
1 |
2 |
2 |
15 |
17 |
|
«Адмирал Сенявин» |
— |
— |
— |
— |
— |
— |
3 |
3 |
|
«Адмирал Ушаков» |
— |
1 |
2 |
— |
3 |
4 |
4 |
8 |
|
Всего 3-й отряд |
— |
4 |
6 |
2 |
12 |
11 |
57 |
68 |
|
«Идзумо» |
6 |
— |
3 |
— |
9 |
3 |
29 |
32 |
|
«Адзума» |
5 |
2 |
4 |
4 |
15 |
11 |
29 |
40 |
|
«Токива» |
1 |
— |
4 |
3 |
8 |
1 |
14 |
15 |
|
«Якумо» |
1 |
— |
3 |
3 |
7 |
3 |
9 |
12 |
|
«Aсама» |
3 |
2 |
3 |
4 |
12 |
3 |
12 |
15 |
|
«Ивате» |
2 |
3 |
3 |
9 |
17 |
1 |
14 |
15 |
|
Всего японский 2-й боевой отряд |
18 |
7 |
20 |
23 |
68 |
22 |
107 |
129 |
Из 24 кораблей главных сил обоих флотов «Адмирал Сенявин» единственный не получил прямых попаданий, три его матроса были ранены осколками близких разрывов. Распределение попаданий и потерь отражает степень организации эскадренного огня, которая у японцев оказалась значительно выше. Это позволило нанести смертельные удары четырем лучшим броненосцам российской эскадры, которые при пассивном маневрировании по очереди оказались под сосредоточенным огнем противника.
14 мая около 20 ч, уже в темноте, «Император Николай I» склонился вправо и взял курс на Владивосток. За ним последовали корабли главных сил, некоторые крейсера и эсминцы. Как и во время похода, броненосцы 3-го отряда не пользовались прожекторами и выключили все отличительные огни, кроме кильватерных, позволявших им сохранять свое место в строю. Затемнение и увеличение скорости до 12 уз позволило им сравнительно быстро выйти из зоны минных атак. При этом кормовая башня «Адмирала Сенявина» под управлением мичмана А. С. Каськова добила поврежденный японский миноносец (№ 34 или № 35), оказавшийся без хода в свете прожекторов броненосцев 2-го отряда. За «Императором Николаем I» держался и тяжело поврежденный, но еще боеспособный броненосец «Орел», сохранивший полный ход и часть артиллерии.
Однако около 21 ч от флагмана стали отставать корабли, поврежденные в дневном бою и неспособные удерживать 12-узловую скорость. Так отстал и севший носом «Адмирал Ушаков», которого обошли «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин». К 23 ч 00 мин весь отряд совершенно скрылся из виду*. [* РГАВМФ. Ф. -117. Оп. 1. Д. 3595. Л. 123 об.]
Еще до 22 ч последние японские миноносцы отстали, и после тяжелого боя наступило затишье. В целях соблюдения скрытности В. Н. Миклуха категорически запретил стрельбу. Люди буквально валились с ног от страшной усталости. Лейтенант Н. Н. Дмитриев, оторвавшись, наконец, от своего цейсовского бинокля, уснул прямо на мостике. Мичман И. А. Дятлов, посетив кают-компанию, где были уложены убитые, и каюту, осиротевшую без матрацев, взятых для заделки пробоин, прилег на палубе. Сигнальщик П. А. Васильев посоветовал ему лечь на носилки между трубами, а потом укрыл мичмана пальто.
Не до сна было командиру В. Н. Миклухе и старшему штурману Е. А. Максимову, пытавшемуся в просветы между облаков увидеть звезды для определения места. К. полуночи ему удалось восстановить прокладку, и командир собрал совет из старших офицеров. На него подняли и артиллериста Н. Н. Дмитриева. Обсудив положение броненосца, совет единогласно высказался за продолжение похода на север. Было решено идти курсом норд-ост 23° (приказ адмирала), стараясь догнать Н. И. Небогатова, а если это не удастся, то прорываться во Владивосток самостоятельно. При этом старались не думать о возможной новой встрече с противником, появление его впереди по курсу посчитали маловероятным.
Н. Н. Дмитриев спустился в кают-компанию, где в обществе покойников спали на диванах офицеры, перекусил и отправился отдыхать в каюту. Около 5 ч 00 мин его разбудил мичман В. В. Голубев: «Вставай, Николай Николаевич, опять японцы идут».
Между тем впереди «Адмирала Ушакова», на расстоянии свыше 15 миль от него, во Владивосток шли остатки эскадры. С рассветом Н. И. Небогатов убедился, что ведет только броненосцы «Император Николай I», «Орел», «Адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин» и крейсер 2 ранга «Изумруд». Вскоре на горизонте начали появляться дымы японских кораблей. Вначале их приняли за своих, но это оказался 5-й боевой отряд вице-адмирала С. Катаока в составе четырех старых кораблей, которые сообщили об обнаружении русского отряда адмиралу X. Того. В 5 ч «Микаса» с 11 другими кораблями главных сил находился всего в 60 милях к северу от «Императора Николая I» и в 30 милях к юго-западу от острова Дажелет.
Путь 3-го отряда 14—15 мая 1905 г.
Н. И. Небогатов вел отряд в расставленные противником сети. Он попытался атаковать С. Катаока, но осторожный японский флагман, продолжая наблюдение, уклонился в сторону.
Около 10 ч пять русских кораблей оказались в полукольце боевых отрядов противника. В 10 ч 15 мин с дистанции около 43 кбт крейсер «Касуга» открыл огонь по «Императору Николаю I», затем открыли огонь и другие корабли. Вскоре в броненосец один за другим попали два снаряда среднего калибра. На русских кораблях по боевой тревоге все находились на постах и были готовы сражаться и умереть, потому что положение представлялось безнадежным. В ответ японцам прозвучало всего три выстрела: два из 152-мм башни «Орла», начавшего пристрелку по «Микаса», и один из 120-мм орудия «Апраксина», комендор которого «соблазнился удачной наводкой».
Ответный огонь в самом начале был прерван распоряжением Н. И. Небогатова: на «Императоре Николае I» взвился сигнал о сдаче, набранный по международному своду. Флагманский броненосец застопорил ход и вскоре поднял японский флаг. Адмирал, только накануне — в бою 14 мая явивший пример редкого мужества, неожиданно для большинства подчиненных решил прекратить сопротивление.
Возможно, в решительную минуту на него отрицательно подействовал совет командира «Императора Николая I» В. В. Смирнова, который отсиживался внизу, прикрываясь легким ранением. Несомненно, что Н. И. Небогатов был совершенно подавлен картиной гибели сильнейших кораблей флота под огнем неприятеля. Сыграло свою роль и подавляющие превосходство японцев в силах, а также доклад старшего артиллериста о недосягаемости японских кораблей для орудий «Императора Николая I» (возможно, лейтенант А, А. Пеликан, действительно, считал дистанцию большей 50 кбт из-за ошибочных показаний дальномера). Так или иначе, Н. И. Небогатов впоследствии мотивировал свое решение стремлением спасти 2000 жизней от неминуемой гибели. Объяснить его поступок можно, но оправдать нельзя.
Сигналу адмирала последовали «Орел», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин». Быстроходный «Изумруд» под командованием капитана 2 ранга В. Н. Ферзена прорвался сквозь японский боевой порядок и ушел на север. У X. Того не было крейсеров, которые могли бы его догнать.
Характерно, что ни один из командиров броненосцев не решился проявить самостоятельность и хотя бы попытаться уничтожить свой корабль. Многие офицеры именно это и предлагали, протестуя против позорной сдачи. Среди них был и лейтенант М. С. Рощаковский, которого матросы справедливо считали героем сражения. Однако их голоса не были услышаны Н. И. Небогатовым, С. И. Григорьевым и Н. Г. Лишиным. Командовавший «Орлом» раненый старший офицер капитан 2 ранга К- Л. Шведе находился в более сложном положении: на поврежденном броненосце имелось много раненых, а все шлюпки были разбиты. Это потом учел военно-морской суд, освободивший его от ответственности. Командующий же отрядом, командиры и старшие офицеры трех исправных броненосцев были осуждены.
После визита Н. И. Небогатова на «Микаса» на сдавшиеся корабли высадились японские призовые команды и повели их в свои порты. Наскоро исправив незначительные повреждения, противник перекрасил трофеи, переименовав их в «Ики» («Император Николай I»), «Миносима» («Адмирал Сенявин») и «Окиносима («Генерал-адмирал Апраксин») в честь островов, вблизи которых состоялось «Великое сражение Японского моря» 14—15 мая 1905 г. Все эти корабли до окончания войны приняли участие в операциях против острова Сахалин*. [* «Ики» в 1905—1910 гг. был в составе японского флота в качестве учебного артиллерийского корабля, в 1910—1915 гг.— броненосца береговой обороны и учебного корабля школы юнг, в 1915—1918 гг.— корабля-цели, после чего исключен из состава флота и разломан. «Миносима» н 1907 г. был тяжело поврежден взрывом боеприпасов, но отремонтирован и состоял н японском флоте до 1928 г. «Окиносима» 10 лет после войны плавал учебным кораблем, а с 1915 по 1926 г. использовался в качестве блокшива.]
Днем 16 мая пленные корабли с японцами на борту проходили место дневного боя 14 мая, на поверхности воды плавали многочисленные обломки и трупы моряков. К огромным потерям в сражении добавилась и потеря чести. Многие офицеры и матросы сдавшихся кораблей на себе потом ощутили неприязнь товарищей но оружию: с ними не хотели жить в одном бараке и обедать в кают-компании. Правда, судовые священники броненосцев Н. И. Небогатова одобряли поведение адмирала, «пожалевшего матроса», да и многие матросы писали ему письма с выражением благодарности и соболезнования. Постепенно печать вины на рядовых участниках сдачи сгладилась, но главное ответственное лицо — Н. Н. Небогатов, несмотря на свое досрочное освобождение из крепости, носил ее всю жизнь и был вынужден забрать сына из Морского корпуса.
Иначе сложилась судьба броненосца «Адмирал Ушаков». В 5 ч 15 мая он обнаружил на горизонте далекие дымы отряда Н. И. Небогатова и удаляющихся ветеранов С. Катаока. Некоторое время В. Н. Миклуха безуспешно пытался сблизиться со своим флагманом, связаться с ним было невозможно: в дневном бою осколком перебило антенну радиотелеграфа.
В 8 ч пробили боевую тревогу — с правого борта показался быстроходный японский крейсер «Титосе» (4800 т). Под флагом вице-адмирала С. Дева этот крейсер вместе с эсминцем «Ариакэ» спешил присоединиться к главным силам, только что потопив поврежденный 14 мая русский эсминец «Безупречный». С. Дева шел из залива Абурадани, где он оставил «Касаги» заделывать пробоину. Бросив на произвол судьбы моряков затонувшего после неравного боя «Безупречного», японский адмирал натолкнулся на броненосец «Адмирал Ушаков». Позднее он доложил, что не обратил внимания на встреченные им вражеские суда, покривив при этом душой. На самом деле «Титосе», сблизившись до 35—40 кбт, лег на параллельный курс с целью выяснить обстановку.
Но броненосец, хотя и небольшой, даже подбитый значительно превосходил по боевой мощи потерявший скорость беззащитный эсминец. В. Н. Миклуха объявил боевую тревогу и навел на «Титосе» орудия, демонстрируя готовность к бою. С. Дева не принял вызова, его крейсер поспешно отвернул в сторону и стал удаляться. Догнать его не представлялось возможным. Лейтенант Н. Н. Дмитриев предложил разрядить в «Титосе« кормовую башню, но В. Н. Миклуха не согласился — он не хотел привлекать внимания других кораблей противника. «Титосе» вскоре скрылся из виду, и командир «Адмирала Ушакова» повернул почти прямо на восток, обходя вероятное место неприятельской эскадры.
В 6 ч на броненосце совершили погребение убитых матросов. Над телами, покрытыми Андреевским флагом, судовой священник отец Иона, бледный от пережитого волнения, творил молитву. Еще не старый, добрый и скромный человек, священник в бою квалифицированно помогал доктору П. В. Бодянскому — в свое время он служил фельдшером в стрелковом полку. Церемония погребения покойников, сброшенных по морскому обычаю в воду, произвела на всех тягостное впечатление.
В бою под защиту барбета башни и противоположную от противника сторону пришлось перенести операционный пункт, находившийся в мирное время в жилой палубе без всякого прикрытия. В нем, рядом с кают-компанией, работали судовой врач и фельдшер Порфирий Лежневский, а в носовом перевязочном пункте—отец Иона с санитаром.
Восточным курсом «Адмирал Ушаков» прошел почти 30 миль. За это время командир вновь собрал военный совет. На нем было решено отворачивать от всех замеченных дымов, стараясь затеряться в море, а ночью идти на север в надежде дойти до Владивостока или Татарского пролива*. [* Дитлов Н. А. Указ соч. С 497.]
Как на зло 15 мая установилась отличная погода с хорошей видимостью, ярко светило солнце, полностью разогнав вчерашние мглу и туман. В одиннадцатом часу вдалеке послышались выстрелы и через 5 мин неожиданно стихли (это были выстрелы, предшествовавшие сдаче отряда Н. И. Небогатова). В. Н. Миклуха собрался было идти на выручку своих, но вскоре опять повернул в сторону — шансы на соединение были слишком малы.
Неоднократно броненосец изменил курс, уклоняясь от обнаруженных дымов. Настроение было подавленное. За обедом в кают-компании невозмутимый старший офицер А. А. Мусатов позволил себе мрачную шутку: «Ну, покойнички, выпьем». Ф. Ф. Ушаков печально смотрел на офицеров из своей рамы...
В полдень* изменили курс на северо-запад — к Корейскому берегу. [* По рапорту Е. А. Максимова — в 10 ч 00 мин.] Два часа после этого дымов не наблюдалось, и у экипажа появилась надежда на прорыв. Однако с 14 ч 00 мин дымы стали окружать корабль со всех сторон. Броненосец, по выражению Н. Н. Дмитриева, словно попал в «магическое кольцо». Вскоре после 15 ч справа по носу показался неприятельский отряд. Его корабли на «Адмирале Ушакове» были классифицированы как броненосцы и броненосные крейсера.
На самом деле броненосный крейсер «Ивате», флагманский корабль контр-адмирала X. Симамура, еще до 14 ч обнаружил на юге броненосец «Адмирал Ушаков» — единственный из 12 русских броненосцев, оставшийся боеспособным, и дал оповещение по флоту. Около 15 ч вице-адмирал X. Камимура направил против последнего корабля противника своего младшего флагмана с крейсерами «Ивате» и «Якумо» (табл. 23).
По тактико-техническим элементам японские корабли превосходили «Адмирала Ушакова», поэтому контр-адмиралу X. Симамуре успех был гарантирован. Двукратный перевес японцев в скорости обеспечивал занятие выгодной позиции, а огневая мощь позволяла нанести тяжелые повреждения сравнительно небольшому русскому кораблю, не имевшему броневой защиты оконечностей и средней артиллерии. Правда, 254-мм орудия «Адмирала Ушакова» представляли серьезную угрозу, но вероятность вывести из строя одним снарядом 10000-тонный и достаточно полно забронированный корабль была ничтожной, а последующих попаданий крейсера могли легко избежать маневрированием.
Еще при обнаружении грозного противника «Адмирал Ушаков» повернул на юг, и теперь японцам пришлось его догонять. Только около 17 ч расстояние уменьшилось до 80 кбт. В 16 ч 50 мин X. Симамура, следуя полученному от адмирала X. Того приказанию, распорядился поднять сигнал по международному своду: «Ваш флагман сдался, предлагаю Вам сдаться». Одновременно на «Ивате» взвились боевые стеньговые флаги.
|
Элементы |
«Ивате» |
«Якумо» |
Всего |
|
Водоизмещение, т |
0750 |
9646 |
19396 |
|
Скорость (испытания), уз |
21,7 |
21 |
— |
|
Броня главного пояса, мм |
89—178 |
89—178 |
— |
|
Защита артиллерии, мм: |
|||
|
главной |
152 |
152 |
— |
|
средней |
0—152 |
0—152 |
— |
|
В бортовом залпе: |
|||
|
орудий 203-мм |
4 |
4 |
8 |
|
дальность стрельбы, кбт |
65 |
65 |
— |
|
скорострельность, в/мин |
1—2 |
1—2 |
— |
|
орудий 152-мм |
7 |
6 |
13 |
|
дальность стрельбы, кбт |
54 |
54 |
— |
|
скорострельность, в/мин |
4 — 6 |
4—6 |
— |
«Адмирал Ушаков» тем временем тщетно пытался развить скорость более 9—10 уз. Сигнальщики вначале приняли крейсера за своих, но командир был уверен, что это японцы. Он вызвал на мостик старшего минного офицера Б. К. Жданова и приказал ему приготовить к подрыву трубы кингстонов и циркуляционных насосов. С мостика полетели за борт лишнее дерево и парусина, остались лишь пробковые матросские койки для защиты от осколков.
Очередной совет офицеров единогласно решил «драться, пока хватит сил, а потом уничтожить броненосец»*. [* Дмитриев Н. Н, Указ. соч. С. 69.] У подчиненных В. Н. Миклухи не появилось и мысли о возможной сдаче. С приближением противника пробили боевую тревогу. Давая поручение священнику на случай своей гибели, И. А. Дитлов не мог сдержать волнения. Отец Иона заверил мичмана: «Хорошо, все сделаю, если Бог спасет, а ты успокойся, а то команда увидит»*. [* Дитлов И. А. Указ. соч. С. 498.] Все офицеры и матросы прощались друг с другом.
Сигнал, поднятый на «Ивате», разобрали не сразу. Противник успел еще приблизиться и, подвернув вправо, лег на параллельный курс: «Адмиралу Ушакову» предстояло сражаться поврежденным правым бортом. На стеньге японского флагманского корабля с броненосца заметили и российский коммерческий флаг. Командир В. Н. Миклуха приказал подготовить и поднять до половины ответ международного свода. По «короткой тревоге» пушки навели на противника, в ответ на холостой выстрел нетерпеливых японцев кормовая башня лейтенанта А. П. Гезехуса произвела боевой залп. Но X. Симамура проявил выдержку, и командир «Адмирала Ушакова» в надежде потянуть время распорядился сыграть «дробь».
Наконец разобрали половину сигнала: «Советую Вам сдать Ваш корабль...».* [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3595. Л. 124.] «Ну, а продолжение и разбирать нечего,— сказал В. Н. Миклуха,— долой ответ, открывайте огонь». По воспоминаниям Н. Н. Дмитриева, в боях 14 и 15 мая командир был на редкость спокоен.
Броненосец немедленно открыл огонь по «Ивате» из обеих башен и двух 120-мм орудий правого борта. Точные по направлению выстрелы сразу начали давать недолеты. Японцы, спустив бесполезный сигнал, в 17 ч 10 мин ответили с дистанции около 49 кбт. Недолеты и большой разброс снарядов «Адмирала Ушакова», возможно, наряду с погрешностями дальномера, объяснялись износом орудий и установок. Малейшая течь гидравлики башен не позволяла фиксировать положение орудий.
Не исключалась и «сдача» под воздействием сотрясения подъемных механизмов 120-мм пушек. Недолеты заставили В. Н. Миклуху повернуть для сближения с неприятелем.
Вокруг броненосца выросли столбы разрывов начиненных шимозой снарядов, по надстройкам застучали мелкие осколки. Прислуга мелкой артиллерии, как и 14 мая, была убрана вниз, наверху оставались сигнальщики с мичманами Я. В. Сипягиным и А. А. Транзе, лейтенант Н. Н. Дмитриев и бессменный на боевой тревоге часовой у флага — квартирмейстер Василий Прокопович.
Стремясь маневрировать на фоне низкого солнца, японцы в то же время не хотели сокращать дистанцию. Этим, по совету старшего артиллериста, воспользовался В. Н. Миклуха: броненосец постоянно подворачивал вправо — к западу, сближаясь с противником. X. Симамура был вынужден отходить. Одновременно «Адмирал Ушаков» поворотами сбивал японцам пристрелку, но это ухудшало и условия собственной стрельбы.
По воспоминаниям Н. А. Дитлова, указания расстояния для стрельбы почему-то не достигали 120-мм батареи, и мичман стрелял на глаз, до максимального угла возвышения. Постоянные недолеты снарядов вынуждали батарею временами прекращать стрельбу. После первых четырех выстрелов вышло из строя гидравлическое наведение носовой башни. Лейтенант Д. Д. Тыртов был вынужден перейти на ручное управление, огонь «Ушакова» ослабел. Первый крупный (203-мм) снаряд попал в броненосец не ранее чем через 10 мин после начала боя. Он ударил в борт против носовой башни и сделал большую пробоину у ватерлинии. Вскоре попаданием 152-мм снаряда в батарею вывело из строя правое носовое 120-мм орудие, а другой такой же снаряд (или два) вызвал возгорание и взрыв трех беседок со 120-мм патронами. В батарее начался пожар, загорелись обшивка борта и рундуки в жилой палубе. П. В. Бодянский и его помощники не успевали перевязывать раненых.
Через 20 мин боя крен броненосца на правый борт стал ощутимо затруднять вращение башен, еще через 10 мин огонь из них пришлось прекратить, и только последнняя 120-мм пушка продолжала стрелять под управлением мичмана И. А. Дитлова*. [* Из воспоминаний П. В. Полянского// Новое время. 1905 г. 30 авг.]
Командир В. Н. Миклуха, считая возможности сопротивления исчерпанными, приказал потопить корабль, а команде спасаться. Для ускорения гибели трюмный механик Л. Ф. Джелепов с хозяином трюмных отсеков Багаутдином Шагигалеевым затопил патронные и бомбовые погреба. Вода хлынула в машинное отделение через открытые кингстоны и подорванные циркуляционные насосы. Броненосец остановился и быстро кренился на правый борт. Противник не прекращал огня. Вспомнив гибель «Александра III» и обозлившись, вышедший было на ют мичман И. А. Дитлов с комендорами Максимом Алексеевым и Матвеем Шишкиным бросился к 120-мм пушке и выстрелил.
В. Н. Миклуха, Н. Н. Дмитриев и Е. А. Максимов до последней минуты были на мостике. Чудом остались в живых дальномерные офицеры: когда они спускались с мостика, разрывом снаряда были разбиты оба дальномера и убит сигнальщик Д. Плаксин. Одновременно 203-мм снаряд разворотил кают-компанию. Для спасения команды удалось спустить продырявленный полубарказ. плававший килем вверх, и спасательный круг, за который держались несколько десятков человек. Матросы и офицеры бросались в воду со спасательными поясами и койками, корабль вскоре опустел.
На мостик поднялся невозмутимый старший офицер А. А. Мусатов, в кителе, портупее и с револьвером на боку, он сдержанно доложил командиру: «Броненосец скоро утонет». Оставшиеся на мостике могли подумать о своем спасении. Н. Н. Дмитриев прыгнул в воду с кормы, а В. Н. Миклуха — с мостика, когда корабль уже переворачивался. Мусатову спастись не довелось, его придавило сорвавшимся с ростров барказом. Навечно остался на корабле и старший минер Б. К. Жданов. Он несколько раз ходил в батарею, выносил оттуда и бросал плававшим вокруг людям деревянные обломки. Офицеры корабля были уверены, что Борис Константинович разделил судьбу гибнущего броненосца по своей воле...
«Адмирал Ушаков», погружаясь носом в воду, лег на правый борт и перевернулся. Ушел в воду Андреевский флаг, который уже больше некому было охранять: квартимейстер В. Прокопович погиб на своем посту. Через три минуты днище корабля кормой вперед ушло в воду. Перед погружением в корпусе раздался взрыв: видимо, это взорвались котлы. Пока таран броненосца не скрылся под водой, ожесточившиеся японцы продолжали огонь, вымещая на людях злобу за несостоявшийся трофей. Среди плававших в воде разрывами были убиты десятки русских моряков. Более 20 человек, в том числе комиссар П. А. Михеев, погибли от попадания снаряда в центр спасательного круга.
Артиллеристы контр-адмирала X. Симамуры в этом бою не могли похвастаться особой меткостью: за 30 мин, стреляя по тихоходной и маломаневренной цели, они добились не более 4—5 прямых попаданий, из них два 203-мм снарядами. Оба крейсера выпустили 89 203-мм и 278 152-мм снарядов*, следовательно общий процент попаданий составил не более 1,1 —1,4 (для 203-мм орудий 2,3 %). [* Campbell. Op. cit. P, 102]
«Адмирал Ушаков» произвел около 30 выстрелов из 254-мм и до 60 выстрелов из 120-мм орудий. По донесению Е. А. Максимова, на корабле еще оставалось около 70 снарядов главного калибра и около 190 120-мм патронов*. [* РГАВМФ. Ф. 417. Оп. I. Д. 3595, Л. 125 об.]
Не все моряки броненосца, попавшие в воду, были спасены. Скончался от раны доблестный командир Владимир Николаевич Миклуха. От переохлаждения в воде температурой 11,5° умерли инженер-механик поручик Н. Е. Трубицын, прапорщик по морской части Э. Н. Зорич, кондукторы Марулович, Звягин и Федоров. Оказавшихся в беспомощном состоянии поддерживали товарищи. Матросы помогали мичману Н. А. Дитлову, лейтенант Н. Н. Дмитриев уговорил раненого старшего боцмана И. А. Драницына не бросать спасательный пояс. Позднее самого лейтенанта и боцмана Григория Митрюкова японцы выловили из воды по подсказке матроса 1-й статьи Ника-нора Петрухина.
«Ивате» и «Якумо», прекратив огонь, подошли к месту гибели броненосца и спустили шлюпки, оказывая запоздавшую милость своим недавним противникам. Спасение продолжалось до темноты, и крейсера освещали поверхность моря прожекторами. Последних двух моряков подобрали из воды почти в 20 ч 30 мин. Не удивительно, что старший судовой механик капитан Ф. А. Яковлев и кочегар 1-й статьи А. С. Хлынов умерли на «Ивате» от переохлаждения через несколько минут после подъема на борт. Всего «Ивате» подобрал 182, а «Якумо» 146 человек. Из команды броненосца погибли семь офицеров, три кондуктора и 84 унтер-офицера и матроса*. [* РГАВМФ. Ф. 9. Оп. 1. Д. 406. Л. 8; Дмитриев Н. Н. Указ- соч. С. 82—84.]
По японским данным, последний бой броненосца «Адмирал Ушаков» произошел в 60 милях к западу от острова Оки. Корабль скрылся под водой около 10 ч 50 мин 15 мая 1905 г. В донесении Е. А. Максимова указаны и координаты гибели: 37°00' с. ш., 33°30' в. д. Противник броненосца — японский крейсер «Ивате» прослужил еще более 40 лет. 28 июля 1945 г. состоявший к этому времени в классе судов береговой обороны 1-го класса корабль был потоплен американской палубной авиацией неподалеку от Куре.
